Тихая ночь. Лишь слышно, как ветер колышет ветви лиственниц, одиноко расселившихся друг от друга на равнине. Они то спокойно стояли, не шевелясь, то ветер нагибал их верхи, но потом все стихало. Сумерки уже давно опустились на землю, и месяц взошел на темнеющее небо, освещаемая мелкими лучами ночные тропки и красоту затемненной природы, но на равнине все равно было мрачно, и лишь благодаря формам можно было различить часовню, одиноко стоящую посреди природного торжества ночи, где царил покой.
На заборе у часовни лукаво поблескивали глаза серого кота, по-хозяйски смотрящего на свои ночные владения, где он был царем. Для порядка он, как всегда, хотел обойти ряды могил под забором, изредка принюхиваясь к странным запахам телесной экзотеции от трупов местных, потом выйдет за пределы кладбища, и осторожно, по-охотничьи будет красться в невысокой траве, полевых цветах и кустах в поисках ночных мотыльков, с которыми он любил играть, и наконец, взберётся на одну из лиственниц, и посмотреть на редкие огоньки в домах людей, живущих неподалеку, а потом вернуться в подвал часовни и задремать там.
Но сегодня все было по-другому.
Но темно-голубой широкой полосе, где изредка проплывали облака, между небольшим холмиком и небосводом выросла некая темная фигура. Она неспешным шагом шагами. Опасливо вертя головой в разные стороны, будто на него что-то могло напасть. Идя по тропинке. фигура иногда подбегала к деревьям, растущим рядом, и пряталась за них, но потом снова возвращалась на тропу, ведущую к часовне.
В темноте он был почти не виден, но его страх, выходящий из кожаных пор, через каждое его движение был ощутим. Он шел по тонкому мосту собственного страха и предрассудков, по такой тонкой нити, что лишись он осторожности - то сразу же упадет вниз.  Он боялся собственного поступка, но что-то неумолимо толкало его на исполнение греха. Войдя в могильник, он бросил взгляд на часовню - тишина, какой и следовало быть в храме, где сейчас нет признаков жизни.
Медленно, будто все еще в страхе быть уличенным, он продолжал идти по тонкой нити. Он перехватил лопату в правую руку и осторожно, как кот, ступил в царство мертвых. Он подходил к каждой могиле, что-то выискивая, наклонялся, смотрел на серое надгробие и снова продолжал шнырять среди рядов плит и монументов. При каждом дуновении ветра или шорохе листьев он вскакивал, и учащенно дыша, смотрел то на выход из кладбища, то на часовню, хотя они все также спали, окутанные ночью. Ветер утихал, и он снова принимался за описки среди умерших. Иногда он оборачивался, со страхом поглядывая на могилы, будто из них могли восстать мертвецы, недовольные тем, что живое существо посмело потревожить их тихий некрополь, в котором они сладко спали под райским пением...
Наконец, он нашел то, что искал. У одной из могил он наклонился, и внимательно посмотрев на надгробие, тут же радостно подскочил и взял лопату, позабыв о страхе. Он яростно вкапывался в землю, нарушая грань между живым и мертвым, уходя в подземный мир. Он старался бросать комья как можно тише, но ему было трудно скрыть свою темную отраду.
Избавившись от земли, он в последний раз оглянулся и спустился в яму. Глядя на гроб, как монах на распятие, он в радостном бреду шептал:
-Наконец... наконец-то... я добрался до тебя... как долго я ждал...
Не мешкая, он открыл крышку гроба, и на его лице взыграла блаженная улыбка - она была там.
В своем белоснежном свадебном платье, которое она недавно одевала, одна, в холодном гробу, без него...
Ее белокурые волосы спадали ниже плечи, руки, будто в молитвенной позе были сложены на груди, а белая вуаль покрывала ее мертвенно-бледное лицо. Неприкосновенная, своим последним образом она ушла туда, откуда не возвращаются, но... что же мешает?
Она была прекрасна даже сейчас, холодная, остывшая, с чуть потемневшей кожей, но еще будто живая, ничем нетронутая, будто бы она спит, сжав свои алые губки...
-Не уходи от меня, будь моей, я не хочу быть без тебя... ты такая холодная... позволь обнять тебя. Я теплый...
Он припал к ее холодному телу, наслаждаясь красотой ее смерти, как когда-то наслаждался теплотой ее жизни. Их союз - триумф смерти, скрепленный любовью. Она оставила его, и он быстро понял, что не сможет без нее.
Словно нервный любовник, он покрывал поцелуями ее шею, лицо, щеки, и снова спускаясь к шее, касаясь ее тела кончиками пальцев, воздавая ее строптивой красоте. Она казалась ему совсем живой, теплой от своих чувств, не угасших после смерти, живой, пусть и холодной снаружи.
Ему пришла мысль: взять ее тело домой, снова любить, вновь жениться на ней, на этот раз навсегда, предаваясь чистой алхимии, вылитой в чувства...
В тот момент, когда он чуть приподнял ее, тело неожиданно стало легким, и вмиг она начала рассыпаться на куски, с ног до головы, возвращая тело туда, где оно должно быть. Голова без тела пялилась на него из-под вуали мертвенными глазами, хотя мгновение назад они были живы...
Крик боли и отчаяния жертвы, загнанной в угол нарушил ночную тишину равнины, вырвался у него из груди... Утром в раскопанной могиле нашли два трупа: невредимое тело покойницы и свежее тело молодого человека, который был ее мужем. Он умер по непонятным причинам.
Их похоронила рядом друг с другом, в единении Эроса и Танатоса.
Через год между их могилами расцвела белая роза, от красоты которой люди могли лишь удивляться, как она могла вырасти на такой земле?