Книжные страсти

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » Книжные страсти » Все для автора » Слово живое или мёртвое.

Слово живое или мёртвое.

Страница: 1

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

  • Автор: Марианна
  • Заблокирован
  • Марианна
  • Откуда: Москва
  • Зарегистрирован: 04-09-2010
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 598
  • Уважение: +17
  • Позитив: +3
  • Пол: Женский
  • Возраст: 45 [1979-02-06]
  • Провел на форуме:
    6 дней 15 часов
  • Последний визит:
    19-11-2013 21:59:36

Ещё одна статья из книги Норы Галь. Взяла с одного форума.

1. Берегись канцелярита.

Откуда что дерется?
Молодой отец строго выговаривает четырехлетней дочке за то, что она выбежала во двор без спросу и едва не попала под машину. - Пожалуйста, - вполне серьезно говорит он крохе, - можешь гулять, но поставь в известность меня или маму.
Это - в неофициальной, так сказать, обстановке и по неофициальному поводу. Что же удивляться, если какой-нибудь ребятенок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе: - Мы ведем борьбу за повышение успеваемости... Бедняга, что называется, с младых ногтей приучен к канцелярским оборотам и уже не умеет сказать просто: - Мы стараемся хорошо учиться... Одна школьница, выступая в радиопередаче для ребят, трижды кряду повторила: - Мы провели большую работу.
Отлично придумано – по радио учить ребят правильной речи. Мол, неверно сказать: 'На субботник пойдут где-то триста человек'. Не стоит 'заменять точное слово приблизительно неправильным где-то'. Справедливо. Хотя еще лучше, думается, было бы не точное слово, а верное (уж очень плохо сочетается 'точное' с 'приблизительно'). И лучше и верней было бы, пожалуй, не длинное 'приблизительно', а короткое 'примерно'. Но это уже мелочи. А беда в том, что следом диктор произнес ни много ни мало: 'Такие замены не способствуют пониманию вас вашими собеседниками'!!! Дали хороший, добрый совет, исправили одну ошибку - и тут же совершили другую, много хуже, подали пример чудовищного уродования речи. Ибо и сами эти тяжеловесные слова, и неестественный, невразумительный строй фразы - все это казенщина и уродство.
Слышишь, видишь, читаешь такое - и хочется снова и снова бить в набат, взывать, умолять, уговаривать:
Б е р е г и с ь     к а н ц е л я р и т а!!! Это – самая распространенная, самая злокачественная болезнь нашей речи. Много лет назад один из самых образованных и разносторонних людей нашего века, редкостный знаток русского языка и чудодей слова Корней Иванович Чуковский заклеймил ее точным, убийственным названием. Статья его так и называлась 'Канцелярит' и прозвучала она поистине как SOS. Не решаюсь сказать, что то был глас вопиющего в пустыне: к счастью, есть рыцари, которые, не щадя сил, сражаются за честь Слова. Но, увы, надо смотреть правде в глаза: канцелярит не сдается, он наступает, ширится. Это окаянный и зловредный недуг нашей речи. Сущий рак: разрастаются чужеродные, губительные клетки - постылые штампы, которые не несут ни мысли, ни чувства, ни на грош информации, а лишь забивают и угнетают живое, полезное ядро.

Так что же он такое, канцелярит? У него есть очень точные приметы, общие и для переводной и для отечественной литературы.
Это – вытеснение глагола, то есть движения, действия, причастием, деепричастием, существительным
(особенно отглагольным!), а значит - застойность, неподвижность. И из всех глагольных форм пристрастие к инфинитиву.
Это – нагромождение существительных в косвенных падежах, чаще всего длинные цепи существительных в
одном и том же падеже - родительном, так что уже нельзя понять, что к чему относится и о чем идет речь.
Это - обилие иностранных слов там, где их вполне можно заменить словами русскими.
Это – вытеснение активных оборотов пассивными, почти всегда более тяжелыми, громоздкими.
Это - тяжелый, путаный строй фразы, невразумительность. Несчетные придаточные предложения, вдвойне тяжеловесные и неестественные в разговорной речи.
Это - серость, однообразие, стертость, штамп. Убогий, скудный словарь: и автор и герои говорят одним и тем же сухим, казенным языком. Всегда, без всякой причины и нужды, предпочитают длинное слово - короткому, официальное или книжное - разговорному, сложное - простому, штамп - живому образу. Короче
говоря, канцелярит - это мертвечина. Он проникает и в художественную литературу, и в быт, в устную речь. Даже в детскую. Из официальных материалов, из газет, от радио и телевидения канцелярский язык переходит в повседневную практику. Много лет так читали лекции, так писали учебники и даже буквари. Вскормленные языковой лебедой и мякиной, учителя в свой черед питают той же сухомяткой черствых и мертвых словес все новые поколения ни в чем не повинных ребятишек.

Жечь или сушить?
Не всякий пишущий способен глаголом жечь сердца людей. Но, казалось бы, всякий писатель к этому стремится. А для этого глагол - то есть слово - должен быть жарким, живым. Быть может, самое действенное, самое взволнованное слово в нашем языке - как раз глагол. Быть может, не случайно так называется самая живая часть нашей речи. Громоздкими канцелярскими оборотами жечь сердца, затронуть душу довольно трудно. Обилие существительных, особенно отглагольных, тяжелит и сушит речь. Фраза со многими косвенными падежами неуклюжа и недоходчива. Причастия и деепричастия, слова вроде вращающиеся, находившиеся, выращиваемые тоже не делают прозу благозвучной, ясной и никого не взволнуют. Во всем этом нетрудно убедиться. К примеру, авария на корабле, люди на краю гибели - и вот как в двух вариантах рассказано о капитане:
...Под влиянием длительного непрекращающегося напряжения он словно утратил способность к критическому суждению Эти тревожные дни дались ему нелегко, и он словно разучился критически мыслить (ясно понимать происходящее, трезво судить о том, что происходит).
Я почему-то почувствовал сильное ощущение одиночества. Мне почему-то стало очень одиноко.
Заметьте, варианты, напечатанные справа, - вовсе не лучшие из всех возможных. И все же едва ли человек с нормальным зрением и слухом предпочтет им то, что вы видите слева. Однако в печать очень часто попадают именно варианты 'левого' типа.
По мере приближения момента встречи с нею Чем меньше времени оставалось до встречи с нею
Это не может не явиться плодотворным поводом для размышлений Тут есть о чем задуматься
Это - перевод книги современной, даже очень современной. А вот, не угодно ли, каким предстает в переводе писатель-классик: 'Способность к усыплению';'Я попытался привести себя в бодрствующее состояние'; 'Нет возможности составить догадку о нашем местоположении'; 'Сброд, обладавший огромным перевесом' (тут не сразу поймешь, что герои столкнулись с толпой и сила оказалась на стороне этого сброда).
Два автора в полной бурных событий повести пишут: '...можно было встретить любое нападение. Первое погружение (под воду) принесло разочарование, хотя вода была на удивление прозрачная'.
Ну что это такое, в самом-то деле! Зачем такой нудный протокольный стиль, такой беспросветный канцелярит? А ведь из четырех отглагольных существительных двух легко избежать: Первое погружение нас разочаровало, хотя вода была удивительно (на редкость) прозрачная.
Иные авторы глаголом буквально брезгуют: слишком-де прост, несолиден. Заменяют его не только длинными цепями существительных в косвенных падежах, но и гирляндами причастий и деепричастий - так выходит официальнее и потому внушительнее на взгляд литератора, который словечка в простоте не скажет.
Живой, тем более современной русской речи деепричастия не очень свойственны, и причастными оборотами люди тоже говорят редко, разве что в официальных и торжественных случаях, обычно - читая по бумажке. Деепричастие у нас признак либо речи книжной, либо - на другом полюсе - речи не вполне литературной, областной: я вставши, он не евши.
В литературе причастиями и деепричастиями надо пользоваться с оглядкой. Два-три деепричастия в одной
фразе, особенно в сочетании с причастиями, почти всегда тяжелы и неестественны, затрудняют восприятие.
'Он был абсолютно прав, спрашивая вас...' - да полно, говорят ли так живые люди? Не естественней ли: Он совершенно прав (он правильно сделал), что спросил вас...
'Мощные прожекторы были направлены вверх, облегчая кораблю посадку'. А правильно было бы: ...направились вверх, они облегчали... либо уж: ...направленные вверх, облегчали…
Русский язык и здесь дарит нам самый верный и надежный способ избежать тяжеловесности, нелепостей и прямых ошибок: все тот же глагол.
Героиня 'вошла и завизжала, выскочив из комнаты'. Попробуйте понять, завизжала она, когда вошла и увидела что-то страшное, а потом уже выскочила? Или с визгом выскочила? Как будто визжит уже тогда, когда выскочила, но психологически это меньше всего похоже на правду.
А между тем проверить себя несложно. Довольно подставить, как в алгебраической формуле, какие-то самые простые значения. К примеру: проснувшись, я делаю зарядку, но едва ли наоборот: я просыпаюсь, делая зарядку! И все же часто фразу строят именно так.

Словесная алгебра.
Спору нет, изредка чисто канцелярские слова и обороты даже нужны - для портрета или речи сухаря-чиновника, для 'жанровой сценки' в совершенно определенном духе. Но тем важнее, чтобы весь окружающий текст и речь других людей были совсем иными - живыми, естественными. Вот тогда ярче, отчетливей станет ироническая или осуждающая характеристика. Взять, к примеру, острый, насмешливый памфлет 'Закон Паркинсона', напечатанный когда-то в журнале 'Иностранная литература'. Вот тут канцеляризмы на месте! От них памфлет еще злей, смешней и беспощадней, это - сознательный прием. Но и 'Закон Паркинсона' был бы скучен и однотонен, будь игра построена только на одних канцеляризмах.
Очень, очень редко уместно официальное: Почти всегда можно и нужно сказать просто:
следовательно значит, стало быть
действительно в самом деле, впрямь, вправду, по-настоящему
заблаговременно заранее, вовремя, загодя
направлялся шел
произошло, происшествие случилось, случай
лично, самолично сам
обнаружил увидел, заметил, нашел, открыл
не выразил никакого удивления ничуть не удивился
не стояла необходимость незачем было
на расстоянии ста миль за сто миль
по мере удаления чем дальше
не играет никакой роли неважно
на протяжении (по истечении) двух часов за два часа, через два часа, два часа спустя
в южном направлении к югу, южнее
это вызвало у меня раздражение я злился, сердился, досадовал
Кстати, 'раздражение' подчас отдает медициной (раздражение и покраснение кожи!), почти всегда лучше - злость, гнев, досада.
Часто пишут так: Когда можно хотя бы так:
Все это послужило причиной ужасной неприятности. Из-за этого вышла (получилась) большая неприятность.
У меня были кое-какие знания по археологии. Я кое-что понимал, смыслил (немного разбирался) в археологии.
Посмотрел перед собою Посмотрел вперед
Плохой я судья человеческих сил и способностей, если эта женщина не отберет у тебя твоего приятеля. Либо я ничего не понимаю в людях, либо она отобьет у тебя...
Это самое большое наслаждение в моей жизни - посидеть вот так в одиночестве, в темноте, окруженным батареями пишущих машинок. Люблю посидеть вот так в одиночестве (или - один): тихо, вокруг ни души, только батареи пишущих машинок, для меня это самое большое наслаждение (или - первое удовольствие, или даже - что может быть лучше, приятнее).
Глядя на великолепное зрелище морского простора Любуясь морским простором
Несмотря на полное отсутствие физического сходства, она чем-то напоминала ее. Внешне (с виду) она была совсем не похожа на... и все же чем-то напоминала ее.

Словесные иксы и игреки, всякие this, that, it, несчетные он и она почти всегда, за редчайшими исключениями, лучше в переводе раскрывать, расшифровывать. Одно дело - писательский прием, своеобразная манера, допустим, Хемингуэя с постоянными 'сказал он', 'сказал я'. Это отлично выразили по-русски наши мастера еще в 30-40-х годах. Но совсем другое дело - особенности чужого языка, чужого строя речи механически переносить в русский перевод, в русскую книгу.
'Есть одна особа – она добра, чиста, преданна, она любила бы меня'. Это перевод одного старого романа. В подлиннике даже не person, просто one. И куда вернее, естественней по-русски: Есть одна чистая душа - добрая, преданная...
'Седая, исхудавшая, беспомощная фигура' - сказано о старике, и хочется эту 'фигуру' расшифровать, обратить некий икс в конкретный образ. Допустим, нельзя просто 'старик' - рядом 'состариться' (впрочем, можно заменить: одряхлеть, прожить свой век). Но в полном согласии со стилем автора можно найти иную
замену, пусть даже 'тень', только бы не переносить из чужого языка бесцветное, обобщенное figure.
Или: 'Фигура женщины поместилась в карету' - право же, лучше бы сама эта женщина уселась в карету. Без словесной алгебры стало бы живее, зримее.
Еще один распространенный алгебраический значок, обычный штамп и живучий паразит нашей речи - расхожее словечко вещь. 'Я тебе скажу одну вещь' - а верней бы: вот что я тебе скажу (если за этим следует что-то конкретное), либо, напротив: я тебе кое-что скажу. В перевод эти вещи попадают еще и по милости французского chose, английского thing. А куда как лучше получается без этой пустопорожней скорлупки.
Французское qualite, английское quality часто переводят первым по словарю значением - качество, а оно гораздо чаще означает достоинство. Мать мечтает, чтобы сынишка 'унаследовал все качества отца, не будучи...' – она не договорила, отец малыша погиб слишком недавно, она еще не смеет вслух заговорить о его слабостях, но видеть в сыне хочет явно не все отцовские качества, а именно достоинства.
'Я слыл человеком щедрым и действительно был таковым'. А надо бы: так оно и было,  и это была правда, и в самом деле скуп не был.
Или: 'В этой сфере (герой) хочет быть единственным, и он им остается'. А по-русски естественней: и ему это удается (либо - и добивается своего).
Англичанин не повторит один и тот же глагол дважды, а на второй раз заменит его универсальным to do. Но
по-русски говорят: Да, я пойду, а лучше - да, конечно (непременно). И однако опять и опять, даже в очень современной прозе, где нужна особенно свободная, непринужденная интонация, читаешь все то же: 'Возьми (пленника) себе. Храни его хорошенько'. И в ответ буквальное, скучное, вымученное: 'Я это сделаю'. А в согласии со всем тоном рассказа, с нравом говорящего надо куда непринужденнее: а как же! (или - еще бы!).

Отредактировано Марианна (15-09-2010 05:46:28)

0

2

  • Автор: Марианна
  • Заблокирован
  • Марианна
  • Откуда: Москва
  • Зарегистрирован: 04-09-2010
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 598
  • Уважение: +17
  • Позитив: +3
  • Пол: Женский
  • Возраст: 45 [1979-02-06]
  • Провел на форуме:
    6 дней 15 часов
  • Последний визит:
    19-11-2013 21:59:36

А если без них?
Скромные домашние хозяйки, трехлетние карапузы, неграмотные индейцы, дворяне, бюргеры, бедняки, бродяги, легкомысленные девчонки - все без разбору, во все века и эпохи, при любом повороте судьбы, в горе, радости и гневе, объясняясь в любви, сражаясь и умирая, говорят одним и тем же языком: 'Передо мной встает проблема...' 'Это был мой последний шанс...' 'В этот роковой момент...' И читатель не верит им, не видит и не ощущает ни радости, ни горя, ни любви. Потому что нельзя передать чувство языком протокола.
Вот тут и должен стоять настраже редактор! Нет, не писать за переводчика, а просто отметитьслова-канцеляризмы грозной редакторской 'галочкой' на полях. Ведь любому грамотному человеку нетрудно самому избавиться от этих словечек, найти простейшую замену: 'Передо мной трудная задача...' 'Это была моя последняя надежда...' 'В эту роковую минуту...'
Нет, право же, трудно сочувствовать героине современного романа, если, огорченная неладами с любимым человеком, она не пытается понять, что произошло, а начинает анализировать ситуацию. Пожалуй, читатель не посочувствует, а усмехнется или зевнет. И как легко вовсе обойтись без этой самой ситуации! В крайнем случае довольно сказать - обстановка,  положение. Не надо анализировать, можно оценить,  взвесить, обдумать.
И в минуты сильного волнения, внезапного испуга или горя куда вернее человеку потерять не контроль (controls), а власть над собой, самообладание, утратить хладнокровие, даже - потерять голову!
Счету нет оборотам вроде 'отреагировал на ее слова' вместо - откликнулся, отозвался на них; 'трудно предвидеть их реакцию' вместо - предвидеть, как они к этому отнесутся; 'бурная реакция' вместо, скажем, волнение или возмущение.
А уж когда повествование отнюдь не рассудочно и не холодно, когда герой взволнован, потрясен каким-то
сильным чувством, стократ неуместны чужеродные, газетные слова – они только расхолаживают читателя. 'Смысл всего происшедшего дошел до него благодаря интуитивному проблеску'. Да просто человека вдруг осенило, озарило!.
Бездумное, механическое внесение иностранного слова в русский текст нередко оборачивается и прямой бессмыслицей. Искажается не только чувство, образ, становится невнятной и мысль. Особенно опасно это в переводе. Вместо того, чтобы вникнуть, вдуматься в то, что сказано у автора, и раскрыть, донести до читателя суть, настроение и окраску сказанного, иной переводчик просто калькирует одно за другим слова подлинника, передает их первое по словарю буквальное значение.
Есть тут и еще одна беда. Слова яркие, нестандартные - те же самые ехидно, язвительно,  едко - становятся редкостью, даже насмешку встретишь не часто: их вытесняет одна и та же ирония. Пусть и она по-своему неплоха, но плохо, когда какое-то одно слово заменяет многие, живые и образные, и они постепенно выпадают из обихода, 'вымирают, как мамонт со льда'.
Странно звучит (о человеке, который считался в определенных вопросах знатоком и высказывался немногословно, но весьма уверенно): 'его спокойный, сдержанный детерминизм'. Философский термин не очень к месту, вполне хватило бы уверенности или решительности.
О ручье: мягкий вкус профильтрованной листьями воды - а надо бы: процеженной сквозь листья, отцеженной листьями.
И еще: человек слушал 'птиц, насекомых, нервный шорох сосновых иголок' - вот тоже коварное слово! Как часто nervous переводят буквально, и оно некстати придает повествованию то ли медицинский, то ли 'дамский' оттенок. Шорох сосновых иголок скорее уж тревожный, беспокойный. Когда у героя художественной прозы неспокойно на душе, ходить из угла в угол или постукивать пальцами по столу ему тоже хорошо бы не нервно, а тревожно,  беспокойно, взволнованно. Но, к сожалению, и в обыденной нашей речи, и в литературе нервы встречаешь поминутно, словно в истории болезни.
'Она выглядела, как обычно, цветущей, но издерганной и нервной' - переводчик не заметил, что это плохо сочетается. А суть в том, что у героини рассказа вид был, как всегда, цветущий, однако она казалась неспокойной и озабоченной.
'Она так нервничала' - а лучше: волновалась, огорчалась, тревожилась, не находила себе места, не находила покоя (только не 'переживала'!).
'Его нервы не выдержали' - а куда лучше: ему изменило самообладание, не хватило выдержки, он потерял власть над собой.
Если книга - все равно, написанная по-русски или на русский язык переведенная, - пестрит иноплеменными словами, это всегда плохо. Но есть среди них особенно зловредные, пронырливые и настырные слова, слова-паразиты, от которых поистине отбою нет. Они не несут никакой информации, не прибавляют ничего нового. Это - всевозможные факты, моменты, шанс и иже с ними. В 99 случаях из 100 их можно выбросить без малейшего ущерба для фразы. Словесная труха эта отвратительно засоряет речь, сушит мысль и чувство, искажает образ, живых людей с их горем и радостью обращает в манекены.
не стоит писать так:     когда лучше так:
Это полный контраст тому, что было Совсем не то, что было
аргументы доводы, соображения
Стол стоял в центре комнаты Среди, посреди, посередине
оказался в центре событий в гуще
Не надо совать носа в детали ... в подробности (а может быть, - заниматься мелочами или даже крохоборством)
Они привыкли держаться изолированно отчужденно, обособленно, разобщенно, привыкли к одиночеству
Он оказался изолирован от остальных отделен, оторван (или даже просто - одинок)
Сделал паузу умолк, примолк, ненадолго замолчал
Наступила пауза На минуту все затихли, стало тихо, настала тишина (затишье), наступило молчание, все смолкло
После небольшой паузы сказал Немного помолчав, сказал
Заботливо культивировавшиеся цветы Заботливо выращенные, ухоженные
Сердито отпарировала Сердито возразила
Скудная растительность вызывала ассоциации с тундрой напоминала (наводила на мысль) о тундре
Она командует ситуацией она хозяйка положения
я моментально уснул мигом, сразу, тотчас же
дождался удобного момента именно в тот момент улучил минуту как раз тогда, в то мгновение
В этот самый момент раздался стук в дверь Тут в дверь постучали
Это мне в данный момент не необходимо Мне сейчас не нужно (ни к чему)
Момент выбран удивительно удачно Это сделано (вышло) очень кстати

мобилизовала все свои силы собрала, призвала на помощь (а может быть, и собралась с духом)
адекватно равноценно, равнозначно
Пантера атаковала девушку напала, бросилась на
результаты плоды, выводы
Хитрость эта дала положительные результаты Хитрость удалась

Это произвело неожиданный эффект впечатление (действие, воздействие)
Чудо дало только временный эффект поразило людей лишь на минуту (а вернее: впрочем, изумленные люди быстро опомнились)
Он чувствовал себя вознагражденным за беспокойство регулярными беседами с другом Частые (постоянные) беседы вознаграждали его
Он позволил себе сделать короткий антракт в работе перерыв, передышку
в моральном аспекте в нравственном отношении, с точки зрения нравственной
Он был измучен морально и физически измучен телом и душой

Без всяких инцидентов он долетел до места назначения Без всяких происшествий, без помех, благополучно
Он побледнел, и агрессивность его исчезла и храбрости у него сильно поубавилось
Они могут ответить на ваши вопросы во всех деталях подробно, толково, обстоятельно ответить
Инстинктивно она отшатнулась невольно
Особый инстинкт подсказывал ей Какое-то шестое чувство, чутье (а иногда нюх! или какой-то внутренний голос!)
То же и с интуицией. Далеко не всегда верно и хорошо сказать, что человек что-то почувствовал, так или иначе поступил интуитивно, почти всегда лучше: невольно, бессознательно, неосознанно,  сам того не сознавая.
Далеко не всегда хорошо сказать, что человек судит о чем-то, относится к чему-то объективно. Не хуже, а подчас много лучше и вернее вместо газетного, давно уже стертого, надоевшего объективный поставить хорошие русские слова: беспристрастный,  справедливый.
Хорошо ли в задушевном разговоре: 'Я не могу это игнорировать'? Не лучше ли: Не могу закрывать на это глаза?
Всячески избегать этих въедливых словечек, отсеивать их, как шелуху, не мешало бы каждому литератору. Заметить их и в крайнем случае предложить замену тому, кто сам не сразу ее найдет, - долг каждого редактора. Заменять нужно, можно и не так уж трудно. Ибо - таковы азы нашего дела - за исключением редких случаев, когда того особо требует характер повествования или героя, русское слово всегда лучше и уместнее иностранного. Это справедливо и для газеты, для публицистики, но стократ - для художественной прозы.

Мертвый хватает живого.

Да, язык живет и меняется, но нельзя допускать, чтобы он менялся к худшему. Не пристало человеку быть рабом стихии. Его долг - спасать от мертвечины все, что ему дорого. Быть рачительным хозяином языка, не дать живой воде его уйти понапрасну в песок. Каждая реакция,  ситуация, каждый обобщенный алгебраический значок канцелярита вытесняет из обихода с полдюжины исконных русских слов, обозначающих конкретные оттенки чувств.
О подростке пишут: ловкий, находчивый, толковый, реже - смышленый. А как удачно в недавнем переводе: расторопный паренек! Отличная находка для competent!
Как славно, выразительно жалуется у одного переводчика старушка: ведь мог бы человек поставить обычное, стертое 'Мы теперь старые, слабые', ан нет, нашел 'Мы старые и немощные'.
Или вот о мальчике, которому страшновато и неуютно одному в темноте. Проще простого было сказать (так и сделали бы девять из десяти переводчиков) ему стало холодно. А насколько лучше и как теперь нечасто встретишь: ему стало зябко.
Холодно и на душе, и в природе, человек смотрит на серое, зимнее, неприветливое небо - и обычно пишут: небо низкое, холодное, может быть, угрюмое. Но часто ли встретится слово стылое?
О холоде не в переносном, а в буквальном смысле тоже напишут скорее, что человеку очень холодно, он промерз, дрожал от холода, реже - застыл, окоченел, и совсем уже редко встретишь продрог. И принимаешь как подарок, если начинающий переводчик пишет, что поздние цветы на осенней клумбе дрогли.
Вольно или невольно ограничивать язык рамками 'современно-общепонятного', рамками фактов и ситуаций, моментов и компенсаций - все равно, что ту же Волгу и все живые, прихотливые реки и ручьи нашей земли выровнять по линеечке и заковать в бетон. Нет уж, пусть язык, как река, остается полноводным, привольным и чистым! Это - забота каждого живого человека, тем более - забота тех, кто со словом работает.

0

3

  • Автор: Марианна
  • Заблокирован
  • Марианна
  • Откуда: Москва
  • Зарегистрирован: 04-09-2010
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 598
  • Уважение: +17
  • Позитив: +3
  • Пол: Женский
  • Возраст: 45 [1979-02-06]
  • Провел на форуме:
    6 дней 15 часов
  • Последний визит:
    19-11-2013 21:59:36

Туманы…

'Стихия музыки, как предметная значимость, как некогда брошенное милое тело, неодолимо влекла к себе Психею, и она... залетала то под готические своды кирхи, где посередине громадного, некрасивого и холодного пространства лютеранского храма лежала, как бы распростертая на полу, широкая, совсем простая и все же невероятно торжественная, как его собственная органная музыка, могильная плита Баха, в течение многих лет заставлявшая ежедневно звучать неподвижный воздух, хранящий голос Лютера, раздававшийся иногда с трибуны, высоко прилепившейся к каменному столбу, как маленькая неуклюжая беседка, сделанная руками малоталантливого каменотеса, слепого последователя великого реформатора...'
Фраза еще не кончена, но довольно и этого. Всякий видит: сказано туманно. Цепь придаточных предложений, причастных оборотов и родительных падежей не сразу поддается расшифровке. Но вы перечитаете еще раз, на худой конец дважды перечитаете - и все-таки поймете, что с чем связано и к чему клонится. И конечно, тут не просто нечаянность, огрех: автор с умыслом ведет нас длинными, вязкими периодами, затягивающими, как дурной сон. Ведь и вся повесть в какой-то мере – о дурном сне.
Так что же, скажут, нельзя писать длинными периодами?! Упаси меня боже провозглашать что-либо подобное. Можно, все можно. Можно писать периодами хоть в страницу. Но - так, чтобы читатель мог понять написанное!
Печально, когда литератор нестремится к ясности, считает ее необязательной, даже излишней. Воображает (жестокое заблуждение!), будто простой, короткий, вразумительный оборот ниже его достоинства, и, дабы не уронить себя в глазах читателя, выражается выспренне и мудрено. Нет, 'высокий штиль', крайняя усложненность оправданы и хороши только тогда, когда они действительно призваны передать правду образа, характера, настроения. Тогда и читатель их поймет и примет.
Стиль и манера письма у каждого своя. Никто не покушается стричь под одну гребенку Льва Толстого и Чехова, Алексея Толстого и Олешу. У одних - прозрачная, ясная речь, короткая, предельно четкая фраза, у других - длинные плавные (или совсем не плавные!) периоды, усложненное повествование, требующее внимания и вдумчивости. Уж какими могучими глыбами громоздится проза Льва Николаевича! Но, согласитесь, читая толстовскую страницу, всегда понимаешь, с чего он начал, к чему ведет и чем кончит.
Обороты вроде 'из всех, кого я когда-либо встречал, ты единственная, кто покорил мое сердце' - классическая калька. Это очень обычное канцелярски-переводное построение въедается уже не только в перевод. А не лучше ли хотя бы: Многих женщин я встречал на своем веку, но ты одна, ты единственная, но только ты покорила…
Из всех живущих в Англии этот самый богатый человек в тот день был самым несчастным Самый богатый человек в Англии, он был в тот день и самым несчастным
Я был первым, кто это обнаружил Я первый это открыл
'И здесь перед нею был (сын), хорошо знавший о всех ее хитрых уловках и о лживости ее, и здесь она сама с глупым и фальшивым лицом' - так переданы в одном старом переводе горькие материнские раздумья. А верней примерно так: И вот ему стали известны все ее хитрости и обманы, и она чувствует себя такой фальшивой и глупой...
Если упомянут человек, 'решительно настроенный не упустить такое зрелище', не лучше ли: он ни за что не упустит...
'Они могут отказаться принять мой подарок'. Нормальный человек скажет: пожалуй, не примут, либо - может быть, откажутся от подарка.
Никчемные чужие глагольные формы лишены содержания и только утяжеляют фразу. Но ведь этим 'является' и 'будучи' и не в переводах счету нет!

Не своим голосом.

Все язвы и уродства канцелярита, о которых уже говорилось, вдвойне безобразны и нетерпимы в живой речи героев. Кто поверит герою старого романа, если он объясняется так: 'Я убедился, что ваша прекрасная внешность соответствует вашим душевным качествам'. Звучит совсем как пародия! А надо хотя бы: убедился, что душа ваша так же прекрасна, как и лицо.
И девушка на это отвечает: 'Я ценю оказываемую мне честь'. А что бы ей ответить: Вы оказываете мне большую честь, либо: Это для меня большая честь, либо уж: Я очень польщена...
Мы настолько отравлены канцеляритом, что порою начисто теряем чувство юмора. И уже не в романе, а в
жизни, в самой обыденной обстановке человек вполне скромный всерьез говорит другому: 'Я выражаю вам благодарность'
Он не чувствует, что это не только вычурней, напыщенней, чем хотя бы я вам очень благодарен, но и попросту нескромно: выражают или выносят благодарность в случаях торжественных, официальных, в приказе. В обычных же условиях мы благодарим друг друга - проще да и теплее. А уж если выражаться почтительно и немного старомодно, можно благодарность (и даже нижайшую!) не вынести, а принести.
А ведь и в жизни, и в хорошей книге речь должна быть убедительной, правдивой, достоверной.
Литераторы подчас забывают, что у разговорной речи свои законы. Многие слова, обороты, построения, которые в авторском повествовании возможны, порой (не очень часто!) нужны, порой (с грехом пополам!) простительны, совершенно невозможны, противоестественны в речи живых людей.
Но вот разговор:
- О вашей идее... никто из них ничего еще не знает. И давайте сообщим им ее не сразу...
- А как бы подведем их самих к мысли о желательности ее осуществления у нас... - горячо подхватывает (собеседник).
Попробуйте горячо (а значит,быстро) произнести такую фразу!
Роман конца прошлого века, тот самый, где влюбленный говорил девушке о ее 'душевных качествах'. В час
банкротства человек взволнован, потрясен, но при этом изъясняется так:
- Мы не можем допустить, чтобы вы пошли на это, не будучи осведомлены (об истинном положении дел), - как ты считаешь, брат?
Естественней примерно: Ведь это такой опрометчивый шаг, мы обязаны вас предупредить - правда, брат?
Еще из объяснений в любви: 'Вы уже немного знаете, что я человек состоятельный, но мне бы хотелось, чтобы это не влияло на ваше отношение ко мне'.
Это говорит не сухарь или денежный мешок, нет - ученый чудак, человек достойный, притом одинокий и несчастливый. И верней хотя бы: Пожалуйста, сейчас не думайте об этом (забудьте), либо: Я хотел бы, чтобы сейчас вы об этом не думали.
Со времени разорения моего бедного отца я не могу допустить мысли, что из-за меня ты жертвуешь своей карьерой. (Помимо канцелярита здесь еще и двусмысленность!) С тех пор, как мой несчастный отец разорился, мне нестерпимо думать, что из-за меня ты жертвуешь своей карьерой.
Тщательно взвесив все обстоятельства, я решила освободить тебя от твоих обязательств. Я все (тщательно, хорошо) обдумала и решила освободить тебя от твоего слова (или, как говорили в старину, вернуть тебе твое слово).
Кто поверит, будто живые люди тревогу, волнение, радость, ревность, злость выражают так: Не естественней ли, не достовернее ли сказать хотя бы так:
- Я кое-что знаю о причинах внимания, которым он окружает вас. - Я знаю (догадываюсь), почему он к вам так внимателен.
- Это твое последнее слово? - спрашивает он.
- Последнее слово, которое ты от меня слышишь. - Да, последнее, больше ты от меня ничего не услышишь (или уж: Да, последнее, между нами все кончено!).
Недобрый старик, да еще хмельной, огрызнулся в таких выражениях: А надо бы:
- Я не позволю, чтобы меня постоянно отодвигали на задний план. - Нечего меня (вечно) оттирать...
Такая речь трижды нелепа и неправдоподобна в книгах очень современных, в устах героев нынешних (а подчас и послезавтрашних - в фантастике!).
Врач - больному: 'Покажите мне, как глубоко вы можете вздохнуть'. Буквально - и совершенно неправдоподобно. Тот, кто вывел это на бумаге, наверняка не раз слышал и сам: 'А ну-ка, вздохните поглубже...'
В сердцах, в жарком споре люди говорят так:
- ...с тобой я никогда не был полицейским, - сказал он напыщенно и возмущенно (хоть бы - со злостью!).
- Да ты вообще ни разу в жизни не был ничем другим.  И не можешь быть. Фараон уже никогда человеком не будет.
Право, этой женщине, в таком разговоре естественней было бы выражаться иначе. К примеру: Да ты всю жизнь такой! И не переменишься, куда тебе!  Фараон - он фараон и есть!
- Ты совсем не изменился с тех пор, как я видела тебя (столько-то) лет тому назад. - ...За те годы, что мы не виделись (за столько-то лет, что...), либо:
- Мы столько лет не виделись, а ты ничуть не изменился.
- Будут мужчины спорить за право танцевать со мной первыми? - И мужчины будут наперебой меня приглашать?
- Они будут (!!!) - Да, еще бы! (или даже - все как один! Ибо тут важна не буква, а окраска, тон)
- А в городе все увидят меня красивой? Это не просто воображение или твое притворство? - ...увидят, что я красивая? Может быть, ты меня обманываешь?
Или: 'Да, черт подери, компания была невеселая, клянусь, нет! ' Нет, не верится! Ни во сне, ни в бреду, ни в пьяном виде живой человек так не скажет. Так может написать только обделенный слухом и чутьем переводчик-формалист. Суть и настроение, а не форму этого сердитого возгласа наверняка лучше передаст что-нибудь вроде: Да, невеселая была компания, черт подери, можете мне поверить. Или тоном выше: Вот провалиться мне, компания была не из веселых!
Плохо, если герой книги изъясняется неестественным, 'не разговорным' языком. Ну, а если он вдруг заговорит 'не своим голосом'? Беда, если автор не слышит неуместной развязности, никчемной выспренности, фальшивых интонаций.
Интонация говорящего зависит от его нрава, от всей обстановки и настроения. Тут в переводе никак нельзя рабски следовать форме, синтаксису подлинника. Энергичный, напористый, грубоватый человек скажет скорее
не так: а иначе:
- Здесь нужно все уничтожить. - Мы тут не оставим камня на камне.
- Вы нам вовсе не нужны! - Обойдемся без вас!
- Выхода нет, так как дело наше не терпит промедления (а получается длинно, долго и медленно!) - Выхода нет, дело наше спешное!
Особенно некстати лишние местоимения, союзы, связки в отрывистом взволнованном диалоге.
- ...Будешь ли ты добр ко мне? - Ты будешь добр ко мне? (или: ты не обидишь меня?)
- Да, я буду добр. - Да. Буду (или: нет, не обижу). А еще естественней просто:
- Буду или да (или - нет)
- Я верю тебе. О, я верю. - Верю тебе. Верю.
- Каков же будет твой ответ? - Что же ты ответишь?
Почти всегда лучше отсеять вспомогательные глаголы, неизбежные в западных языках. Это тоже - азбука профессии. Вспомогательный глагол с инфинитивом делает фразу тяжелой, громоздкой. Незачем переводить 'смог наконец разгадать', 'мог отчетливо видеть' - все эти can и could в русском тексте не нужны. (Однако тем же постоянно грешат и не переводчики.)
'Я могла бы быть готовой к завтрашнему дню, если б это было нужно'. Истово переданы все чужие глагольные формы, но кто же поверит, будто живая женщина так разговаривает? Скажет она, разумеется, проще: Я буду готова хоть завтра, если надо.
Столь же невозможен, фальшив такой канцелярит и во внутренней речи, в раздумьях. А ведь внутренний монолог, поток сознания так обычен в современной прозе. В западном оригинале местоимения он, она все же остаются, по-русски они не обязательны, и в переводе лучше раздумья и ощущения передавать безлично или от первого лица. Сколько-нибудь чуткий переводчик всегда поймет, где и как это можно и нужно сделать. А нечуткий загубит самую трагическую страницу.
Развязка хорошего романа, развязка бурной судьбы. Человек умирает. Смутно, в полубреду воспринимает он окружающее; обрывки ощущений - мучительная боль, жажда – перемежаются обрывками мыслей, воспоминаний... И вот как это выглядит в переводе:
'Ему больно. Он ранен. Очевидно, он жертва какого-то несчастного случая... Он хочет поднять руку - руки в кандалах... ему хотелось бы попить еще... ему больно. У него болит все... очевидно, о нем позаботились, перевязали его раны. И вдруг одна мысль пронизывает его дремлющий мозг. Ему ампутировали ноги. Какое значение имеет это теперь. Его ноги... Ему хотелось бы знать...'
'Ему больно' и 'его ноги' - снова и снова повторяются эти слова на нескольких страницах и вкупе с канцеляризмами начисто разрушают впечатление. А ведь эту смертную муку надо передать по-русски так, чтоб за душу хватало. И правдивей вышло бы, дай переводчик все это изнутри. Хотя бы так:
Больно. Он ранен. Наверно, случилось какое-то несчастье... Поднять бы руку - руки в кандалах... Попить бы еще. Больно. Болит все: рот, ноги, спина... Видно, о нем позаботились, перевязали раны. Внезапная мысль пронизывает дремлющий мозг. Ему отняли ноги! Теперь уже все равно (или - не все ли равно?). Ноги... Надо бы узнать.
Раздумья другого героя: Естественней было бы:
Он должен немедленно ее увидеть. Надо сейчас же ее увидеть.
Рассказать бы ей историю этого дома! Но этого он не может сделать. ...Да нельзя!
...Уж так устроен человек: знает, что все это сплошное мошенничество, и все-таки надеется, что ему повезет. ...И знаешь... а все-таки надеешься: вдруг повезет!
Это тоже прием: передавая мысль, ощущение, по-русски естественней ввести настоящее время. Очень
важно это умение показать героя изнутри, передать его раздумья и ощущения убедительно, достоверно.
Переводчик-буквалист пишет, к примеру: Живой человек, разумеется, думает иначе:
...в зале есть и белые, а они-то не являются моими друзьями ...а они - не друзья мне
У меня была мечта, которая теперь уже не может быть осуществлена... Я мечтал, пока не заболел и вынужден был вернуться на родину. У меня была мечта, теперь уж ей не сбыться... А потом я заболел, и пришлось вернуться...
А вот мысли и настроения неграмотной старой негритянки - матери героя:
Его мать считала, что ее сыну оказывают большую честь тем, что пригласили его выступить перед учениками в школе для белых... В переводе надо убрать все лишнее - и говорить (думать) за нее и от нее:
Мать была польщена: какая честь, сына пригласили выступить в школе для белых!
Неужели все такие или это свойственно только мне? Неужели со всеми так? Или это я один такой?
После непривычной передряги герой выбился из сил, но еще возбужден и рассуждает буквально так: Герой немолод, притом человек кабинетный, но сгоряча он скажет не так вяло. Вот почему в книге напечатано:
Мне следовало бы раздеться. Я весь мокрый от пота. Теперь надо выпить побольше виски, чтобы не простудиться. Не догадался, надо было раздеться. Весь взмок, хоть выжми. Надо выпить побольше виски, а то еще схвачу простуду.
Когда в книге разговаривают дети или люди не очень культурные, когда человек спешит, волнуется, сердится, захвачен любым сильным чувством, особенно фальшиво и неуместно каждое лишнее слово, гладкопись, казенщина, сложные синтаксические построения. От этого надо избавляться во что бы то ни стало. Лишь тогда читатель в каждом случае поверит, что такой человек, в такой обстановке, в такие минуты и вправду говорит и думает именно так, а не иначе.

0

4

  • Автор: Марианна
  • Заблокирован
  • Марианна
  • Откуда: Москва
  • Зарегистрирован: 04-09-2010
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 598
  • Уважение: +17
  • Позитив: +3
  • Пол: Женский
  • Возраст: 45 [1979-02-06]
  • Провел на форуме:
    6 дней 15 часов
  • Последний визит:
    19-11-2013 21:59:36

2. Как кошка с собакой.

Мистер с аршином.

Среди скучнейшей канцелярской фразы поистине ни к селу ни к городу оборот, который вызывает очень точный и очень русский образ: спокон веку говорилось, что в Москве сорок сороков церквей!
На той же странице, где один герой 'пронесся через офис', о другом герое сказано, что 'его комплекс неполноценности был виден за версту'; о боксерском ударе в другом рассказе сказано: 'бэнг! - прямо в челюсть', а немного дальше - 'нам не дадут ни копейки'. Переводчик без нужды тащит в свой текст слова и даже междометия чужеродные (по-русски об ударе говорят хлоп или бац, английское bang тут совершенно лишнее) и столь же опрометчиво вставляет в сугубо американский быт невозможные в тех устах и в той обстановке и уж никак не сочетающиеся с офисами и бэнгами слова чисто российские. Получается стилистический разнобой и безвкусица.
Странно о кочевниках Сахары, о мусульманах, писать: они схватили Мохамеда, окрестили его Барком и продали в рабство. Крещение тут никак не годится: как раз оттого, что слово, давно уже наделенное переносным значением, попало на чуждую ему магометанскую 'почву', в нем вновь оживает изначальная связь с христианским обрядом. И вернее: пленнику дали кличку, прозвище, какое здесь обычно дают невольникам.

На ножах.

В одной рукописи стояло: 'Пыль наводнила пространство'. Можно сказать: толпа наводнила улицы. Образность этого слова уже несколько поблекла, его воспринимаешь наравне с 'затопила' или просто как 'заполнила', и с толпой оно не спорит: толпа может казаться потоком, рекой, разнобоя тут нет. Но вот наводнять очутилось в соседстве с пылью или песком, с чем-то сухим и сыпучим - и вновь напоминает о своем происхождении, о воде!
'Взял камень и засветил им в... фонарный столб'. Смелое засветил было бы удачно в любом другом сочетании. Но рядом с фонарем заново 'вспыхивает' его прямое значение. Тут лучше запустил.
Коварная это штука - неудачное столкновение слов, друг друга исключающих. Ведь они друг другу враждебны, они ладят не лучше, чем кошка с собакой.
Некто стер в порошок...инженера, предложившего разогнать пыль с помощью технической уловки. Вполне конкретная пыль плохо уживается с порошком в переносном смысле - рядом с пылью 'порошок из человека' становится слишком буквален и смешон.
А вот влюбленный говорит женщине какие-то слова, 'целуя ее в шею и теряя при этом голову' - тоже соседство не из лучших! Или: зверек, 'потеряв голову, кусает свой... хвост' - но без головы, без пасти чем кусать?
Человек 'спрятал голову в ладонях, стараясь взять себя в руки'. В привычном речении эти руки уже не заметны, воспринимаешь только общий переносный смысл. А вот рядом с ладонями вторые руки, так сказать, 'вылезают' - надо обойтись без них: человек мог бы постараться овладеть собой.
Это, пожалуй, случаи самые коварные: ловушка замаскирована, скажем, привычностью переносного значения. Но зачастую пишущий соединяет слова, несоединимые по самому прямому, основному смыслу.
'Уши его онемели...наполненные невероятным, убийственным ревом', - очевидно, человеку заложило уши.
'Покосился на него, не отводя глаз (от других)' - попробуйте проделать такое упражнение!
'...Громко вскрикнула она, онемев от страха', - вероятно, похолодев?
'Телевидение выбрасывает на рынок массового потребления море опутывающей человека продукции'.
Надо, необходимо задумываться, как сочетаются слова, тогда вовремя заметишь, что невозможно 'маленький шофер взгромоздился на сиденье', и подыщешь замену: вскарабкался, взобрался либо примостился за рулем.
А вот ошибки еще одного сорта - когда пишущий не замечает, что слово многозначно: '...Ему захотелось пробежаться вниз по ступенькам... Но дисциплина и самоконтроль... взяли верх, и он сошел вниз быстрым деловым шагом'. И впрямь, нарочно не придумаешь!
'...Ни один из них не считает (героя) пустым местом. Он... сказал, что устроит их всех в гостиной, если они там поместятся'.
'...С легкой улыбкой закупорил тяжелую бутыль'.
'Я пошел в гостиную, где (она) настраивала телевизор. Наверно, она заметила, что я расстроен'.
'Отойду немного и пойду...' - в первом случае надо бы: опомнюсь, отдышусь, отдохну.
'Спи, Пит! ' (а можно сказать усни, либо заменить имя на малыш или на что-нибудь еще).
Лицо дергает тик – и тут же старик сидит на тюке.
Некто выбежал из комнаты, 'застегивая на ходу доху'. Где-то в стихах или шутке это могло бы даже стать занятной находкой, в обычной прозе - только помеха. Хотя бы уж переставить: на ходу застегивая доху.
Повесть называется 'Пути титанов' - а можно было сделать либо дороги, либо исполинов.
Не в стихах и не в пародии, в обычном спокойном тексте 'автомобиль заурчал и умчал' - может быть, все же умчался или унесся?
'Этот остров не ускользнул от острого взгляда' - можно хотя бы зоркого. А ненужное созвучие у публициста понапрасну сбивает с толку.
'А сверху хитро нам мигали звезды' - не очень-то поэтичны и музыкальны эти 'хухи'.
Если сказано - бубенцы звенят, не стоит рядом ставить извини.
И многое, многое другое... Это, конечно, мелочи, но из мелочей образуется словесная ткань. Как бы она не оказалась грубой и серой дерюгой!

Свинки замяукали.

'Нас постигла редкая удача' - не странное ли сочетание? Постигает - неудача, беда, несчастье, а удаче сродни глагол менее мрачный: нам выпала... И однако такую оговорку встречаешь у большого писателя.
'Встретил войну в лицо' - так говорит другой хороший писатель о своем собрате. И это тоже смесь двух разных оборотов: можно либо встретить лицом к лицу, либо смотреть (войне, опасности) в лицо.
Устойчивое речение, в котором заключены совершенно определенные мысль и чувство, оказалось вывихнуто, спутано с другим. Такие вывихи не редкость, подчас все так перемешается, что не сразу доходит истинный смысл написанного.
Можно ли творить чудеса ударом волшебной палочки? С детства мы помним, что феи в сказках проделывали это не ударом, а взмахом, мановением, легким движением волшебной палочки.
Можно столкнуть два обычно не соединяемых, далеких слова - и высечь искру поэзии. Но именно с умыслом столкнуть, соединить несоединимое. Иное дело - соскользнуть, по ошибке взять лежащее рядом, неточное, приблизительное. И, однако, это случается очень часто. Чаще всего - когда сдвинуто, смещено обычное речение.
Можно ли творить чудеса ударом волшебной палочки? С детства мы помним, что феи в сказках проделывали это не ударом, а взмахом, мановением, легким движением волшебной палочки.
Можно столкнуть два обычно не соединяемых, далеких слова - и высечь искру поэзии. Но именно с умыслом столкнуть, соединить несоединимое. Иное дело - соскользнуть, по ошибке взять лежащее рядом, неточное, приблизительное. И, однако, это случается очень часто. Чаще всего - когда сдвинуто, смещено обычное речение.
'Она одергивала мужа за рукав' - странная помесь: можно одернуть человека или одернуть платье, но подергать, дернуть за рукав.
Слышишь и читаешь 'сделал услугу'. Когда-то это было калькой, галлицизмом, а сейчас просто неряшество: по-русски - оказать услугу.
Часть нелепых, неверных решений до читателя не дошла. Другая часть когда-то увидела свет, но в более поздние издания уже не проникла. А добрая половина, увы, этаким гордым чертополохом проросла на печатных страницах.
Они чернели, словно туча - вместо естественного русского: они стали чернее тучи.
На человека злы 'многие, кто по его милости остался без кола, без двора' – опять вывихнуто речение, надо: у кого... не осталось ни кола ни двора.
Не убежать ли подобру-поздорову. Говорят: не убраться ли подобру-поздорову или уж просто - не сбежать (удрать) ли.
'...Он был все такой же: уверенный, щеголеватый, как с иголочки'. Экая путаница! Щеголеватый может быть и костюм, и человек, человек может быть при этом свеж:, как огурчик (что, видимо, и подразумевал автор), однако сам человек отнюдь не как с иголочки! Без всякого как, просто с иголочки, он может быть только одет, либо на нем костюм с иголочки.
Люди в барах до краев наливались спиртным. До краев или с краями наливают все-таки посуду.
'Враг и пальцем не пошевелил в нашу сторону'. Такой клубок не вдруг распутаешь: и не поглядел в нашу сторону, и пальцем не пошевелил (шевельнул), пальцем нас не тронул, и ухом не повел - все смешалось.
'У него с утра еще ничего не было во рту' - так и просится ни крошки, маковой росинки!
'...Сердце ее сжималось и подкашивались колени' - ошибка довольно частая. Но ведь колени подгибаются! Подкашиваются – ноги.
'Он скрылся с наших глаз' - можно написать скрылся из глаз, скрылся из виду, с глаз долой, уйди с глаз моих, но нельзя скрыться с чьих-то глаз!
Есть еще и другая опасность: лжеидиомы. Неловкое сочетание слов вдруг напоминает, даже пародирует идиом, вносит в текст побочные, сбивающие с толку оттенки.
В одной больнице висела (а возможно, и поныне висит) стенгазета под названием 'Клиническая жизнь'.Подразумевается явно 'Жизнь (нашей) клиники', но в таком виде название зловеще напоминает... клиническую смерть! Вряд ли этот кладбищенский юмор - умышленный.
'Светлая ночь позволяла нам видеть... опасности ясно, как днем' - это на борту корабля, которому грозит крушение. И не к месту вспоминается оборот ясно, как день. Надо было избежать ненужного обертона, повернуть фразу иначе: в эту ночь было светло, как днем, и мы ясно видели.

0

5

  • Автор: Марианна
  • Заблокирован
  • Марианна
  • Откуда: Москва
  • Зарегистрирован: 04-09-2010
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 598
  • Уважение: +17
  • Позитив: +3
  • Пол: Женский
  • Возраст: 45 [1979-02-06]
  • Провел на форуме:
    6 дней 15 часов
  • Последний визит:
    19-11-2013 21:59:36

3. И голова и сердце не на месте.

Предки Адама.

Никому не под силу знать все. Но можно и нужно проверять все, что для себя мало-мальски сомнительно, неясно. Можно не знать назубок 'Макбета', но недопустимо и чудовищно написать так: 'Слава богу, пока бирнамская древесина не окажется в Дансинейне... ему нечего опасаться'.
Что представлял себе переводчик, когда выводил на бумаге эту фразу? Лесосплав? Плоты на Лене или Оби?
В арсенале языка немало оборотов, речений, которые требуют от пишущего известной культуры. Не зная их вовсе или зная только понаслышке, легко попасть впросак.
Да, конечно, всего знать нельзя. Но надо же хоть как-то разобраться, допустим, в банковских, финансовых делах, если переводишь Бальзака или Драйзера, в золотоискательстве – если занимаешься Джеком Лондоном, в авиации - работая над переводом Сент-Экзюпери, в каких-то хотя бы начатках физики, химии, биологии, астрономии - если переводишь современную фантастику. Нужна хоть малая толика знаний, нужна культура общая - и культура работы. Без этого не обойтись ни редактору, ни переводчику.

Когда глохнет душа.

Герой одного рассказа вернулся в город своей юности, смотрит, вздыхает: 'Ничтожный город, но столько ему отдано сердечных сил, что сколько ни уезжай от него, сколько ни живи в других городах, а от этого уже не оторвешься'. Городок маленький, городишко крохотный, но презрительное 'ничтожный' тут невозможно!
Видный военный вспоминает о взятии Берлина. В отрывке, который опубликовала молодежная газета, среди
прочего сказано так: 'Маленькие берлинцы подходили к... походным кухням, протягивали худенькими ручонками свои чашки и плошки и смешно просили: 'Кушат'. 'Кушать' - было первым русским словом, которое они научились произносить'.
Разумеется, автору (не профессиональному литератору) воспоминаний вовсе не казалась смешной сама просьба жалких голодных детишек. Очевидно, они смешно, забавно ее выговаривали. Забавным казалось то, как неправильно произносили они русское слово. И, разумеется, прославленный военачальник не обязан быть стилистом. Но одно неловко поставленное слово искажает всю интонацию, в ложном свете рисует чувство рассказчика, поневоле на этой не очень тактичной интонации спотыкаешься. Так неужели не споткнулся, ничего не почувствовал редактор? Отчего он-то не подсказал (тактично!) более уместного слова?
Далеко не все замечают, что одно и то же слово, пусть самое меткое, звучит совсем по-разному в разном окружении. Вполне законный оборот 'убить время' смешноват в такой, скажем, фразе: 'Оставшееся время он убивал на охоте'. Ибо на охоте убивают еще и дичь.
Или другая 'охотничья' повесть. Тигр напал на отца с сыном. Убитого старика нашли в луже крови, а 'сына и след простыл'. Так можно сказать о том, кто струсил, сбежал, либо о самом тигре-людоеде, который успел скрыться. Но недопустимо сказать так о жертве тигра, о человеке, погибшем страшной смертью. А заодно ни переводчик, ни редактор не заметили, что через несколько строк есть следы в прямом смысле - этого самого тигра.
И еще грубее, еще неуместнее: '...он понял, что его смерть близка. Старик один в этой пустой комнате, где некого позвать на помощь и некому помочь ему - вот он весь, тут как тут, умирающий'.
Здесь еще необходимее искать иное, тактичное решение, и если это не умеет сделать начинающий переводчик, что-то мог бы подсказать редактор. Хотя бы: Он - старик, один в пустой комнате, некого позвать, никто ему не поможет - и вот он умирает.

Сотри случайные черты.

Одна молодая писательница жаловалась на редактора, тоже молодого. Дескать, не ценит человек хорошего нестандартного слова: у меня в повести сказано про девочку - 'долго нежилась в постели', а редактор предлагает скучное, тусклое, чисто служебное - лежала.
А в повести упрямая, вспыльчивая девочка со всеми друзьями и одноклассниками рассорилась, разругалась, потому и в школу не пошла, залежалась в постели. Она еще храбрится, не признается сама себе, но совесть нечиста, на душе кошки скребут, она не наслаждается бездельем, а тяготится им. С таким настроением не очень-то понежишься. Яркое слово здесь оборачивается фальшью и разрушает цельность впечатления.
Прав тут был, конечно, редактор.
Всегда необходимо понять место каждой мелочи во всем повествовании. Видеть не только слово, фразу, штрих, но образ в целом, окраску всего события, находить ключ ко всему характеру.
Чем сложнее образ, тем важнее передать во всех тонкостях и оттенках то зрительно, поэтически, психологически своеобычное, что в нем заключено. Не огрубить рисунок, не утратить черты живого облика, не упростить душевное движение.
Современный французский роман. Героиню душит отвращение к жизни: 'Точно грязная стоячая вода, которую нельзя остановить, оно захлестывало ее своими тяжелыми мутными волнами'.
Даже не глядя в подлинник, чувствуешь: образ развалился на части, ничего не вышло. Ведь стоячая вода -  стоит, ее незачем останавливать, она ничего не захлестывает, у нее нет никаких волн!
Как воздух, необходимо умение вникнуть в суть слова и попросту живое воображение, чтобы увидеть и передать картину в целом, линии, краски, движение.
'...Слышно, как ноги лошадей со свистом рассекают траву'. Описана бешеная скачка? Вовсе нет. Всадники дремлют, лошади еле плетутся, раздвигая густую, жесткую траву, - и она шуршит, сухо шелестит у них под ногами.
Если шлюпка, готовая к спуску, 'забита всякой всячиной', будто хламом, капитану грош цена! Нет, в ней припасено на случай крушения все самое необходимое.
Куда могут завести неточные, приблизительные, случайные слова и обороты? Довольно далеко!
Много было путаницы и ошибок помельче, самого разного свойства, но и это оказалось далеко не мелочью. 'В волнении ломая пальцы' - а на самом деле с досадой щелкает пальцами. 'Без кровинки в лице' - а на самом деле куда спокойней: бледная. Незачем было таинственные ели называть мистическими…
Настоящий переводчик сначала осмыслит и прочувствует всю книгу. Это - не общие фразы, это - прямая практическая необходимость. Иначе не найдешь нужный тон, не подберешь нужные слова - и перевод окажется кривым зеркалом. Надо знать и понимать все творчество автора, место, которое тот занимает в литературе своей страны, время, когда он писал, время и события, о которых написана книга (особенно если
это классика или книга историческая)... надо очень, очень много.
И, уж конечно, надо проникнуться замыслом и настроением именно этой книги, понять характеры этих героев. Осмыслить и ощутить, чем живет и дышит, чем движим каждый из них, в каком ключе думает, чувствует, говорит и действует - в соответствии со своей эпохой, обществом, обстановкой, настроением. Только тогда для каждого из них, в каждом случае и повороте можно найти верные слова, верную интонацию, передать мысль, чувство и стиль - короче, передать то, что сказал писатель, и то, как он это сказал. Ибо словом неверным, случайным очень легко смазать, а порой и вовсе исказить то, что хотел выразить автор.
Героиня нашумевшего отечественного романа 'растопыренными пальцами попробовала оживить тучную копну волос, крашенных под каштан'. Что представит себе читатель? Только не 'элегантную молодую даму', какую думал изобразить автор, красавицу, чье 'лицо, осененное глазами счастливицы, становилось враз одухотворенным'!
Всем знакомы белоголовые деревенские ребятишки, о таких светлых волосах издавна говорилось – льняные или о чуть золотистых - соломенные. У героинь А. Н. Толстого нередко волосы пепельные. Можно себе представить, что очень светлые волосы серебрятся, хотя это напоминает скорее о седине. Но при словах серые волосы видишь старуху. А один автор многократно уверяет, что у молодой чудесной девушки волосы серые! Да еще рядом серые зимние улицы, серые доски, бревна, а позже и героиня тяжко больна - и лицо у нее землисто-серое. Автор одаренный, книга интересная - тем обидней, что неверное слово разрушает образ.
'Не струсил' - говорит о себе герой старого приключенческого романа, облизывая губы Но ведь облизывает губы чаще всего лакомка в предвкушении любимого блюда. А здесь юноша волнуется, храбрится и, значит, проводит языком по пересохшим губам.
В переводе герой '...был весел, буквально места себе не находил, шутил, сыпал остротами'. Нет, если человек весел, ему, возможно, не сидится на месте, не находит же себе места тот, кому тревожно, тоскливо, кого что-то мучает.
Еще случай: 'Я вошел в избу бледный...', '...я весь белый, как будто обескровленный, стоял у комода'. Это интересный роман нашего современного автора, но опять же писатель не заметил, что не может рассказчик сам так себя увидеть, ведь он не смотрится в зеркало. Даже очень хорошее слово, выразительный оборот подчас недопустимы по самым неожиданным причинам. Все зависит от того, в чьи уста они вложены, в какое окружение попали и какой образ рождают.
Хорошее слово помешкал, но мешкают обычно по лени, рассеянности, а в раздумье, от озабоченности человек медлит. Хорошее, нестандартное слово промашка, но когда речь идет о событиях серьезных, о грозной опасности, вернее сказать, что человек не дал маху, совершил не промашку, а промах, ошибку.
Он смылся - выразительно, но если смылся в ванную, это уже смешно, лучше удрал, сбежал.
И необходимо чутье к оттенкам слов и сочетаний.
'Мало кому... приходила охота нападать на существо, закованное в такие непробиваемые латы'. Тут тоже есть маленькая тонкость, оттенок и практический, и даже психологический. Мало кому придет охота - подразумевается, что это небезопасно, тебе могут дать сдачи; меж тем латы - это только оборона, и вернее сказать, что на столь надежно защищенное существо не нападают, чувствуя, что не стоит попусту время терять, даром, понапрасну, без толку тратить силы.
Люди едва не погубили живое существо - просто так, от нечего делать - и пошли прочь легким шагом. По букве подлинника так было бы верно: у автора ambled. Но переводчик, наделенный чутьем и слухом, правильно пишет: беспечно пошли прочь. Ведь важна здесь не легкая походка, а беззаботность, легкомыслие, люди и не думают о том, что зря сделали злое дело.
Вот из таких оттенков и рождается образ.
Речь о покое, об уюте. И вдруг: это было 'все равно, что нежиться у камина, поселиться в мурлыканье спящего кота, в теплой воде ручья, стремящегося через ночь к морю...'
Две небольшие неточности - и образ распался. Если чуть вдуматься, поймешь: воплощение уюта - спящая кошка, кот же - скорее непоседа, бродяга, а может быть, и драчун. Английское the cat не имеет рода, тут надо было выбирать. И теплому ручью стремиться не надо, течение, которое куда-то стремится, быстрей, резче, холодней, а здесь весь образ полон неторопливой мягкости, мирного тепла - и ручей, пожалуй, в ночи струится к морю.
Такие оттенки надо не только понимать, осмысливать, но ощущать всей кожей, всеми пятью чувствами.
Важно услышать, уловить разницу между лицом морщинистым - и изрезанным, изборожденным морщинами (когда нужно нарисовать не просто старость, а умудренность горем, жизненным опытом).
И если человек 'пошел бродить по улицам, измученный и несчастный', нельзя прибавить: больше делать было нечего, ибо это уже о шатанье по улицам от безделья. Надо немного иначе: что еще оставалось делать?
Женщина неожиданно узнала, что ей грозит несчастье, тяжкая разлука, - и вцепилась зубами себе в руку, чтобы не вырвался крик отчаяния. Но вцепилась – получается злобно, как о собаке, а жест душевной боли верней передать близким словом: впилась...
А подчас малые оттенки смысла и окраска слова ускользают от пишущего - и неточность его подводит.

0

6

  • Автор: Марианна
  • Заблокирован
  • Марианна
  • Откуда: Москва
  • Зарегистрирован: 04-09-2010
  • Приглашений: 0
  • Сообщений: 598
  • Уважение: +17
  • Позитив: +3
  • Пол: Женский
  • Возраст: 45 [1979-02-06]
  • Провел на форуме:
    6 дней 15 часов
  • Последний визит:
    19-11-2013 21:59:36

4. Буква или дух.

Мадам де Займи и другие.

Как часто встречается и как несуразно звучит в переводе: 'Я повернул на двадцатую стрит'! Нам уже хорошо знакомо, насыщено очень точным смыслом сочетание Уолл-стрит, мы привыкаем к названиям вроде Мэдисон-авеню, Лестер-сквер: это именно названия, сочетания нераздельные, да и то подчас верней перевести не 'сквер', а 'площадь'. Но ведь 'стрит' - просто улица, и так бы и надо называть многочисленные нью-йоркские нумерованные 'стриты': Сороковая, Пятая, Сотая улица. А нередко название еще и рисует облик городка, селения, и тогда лучше не безликие 'Мэйпл-стрит' и 'рю Делорм', а Кленовая улица, улица Вязов.
Русский читатель не знал, что такое парижская Конкорд и как выглядит площадь Этуаль. Куда понятней площадь Согласия, и очень ясно, воочию представляешь себе, как лучами расходятся улицы от площади Звезды.
Тому, кто не знает английского, не понять, почему человек считает Мейплдерхем красивым названием: для русского уха это ничуть не музыкально, с непривычки не выговорить. Совсем иначе воспринималось бы, если перевести главное - Maple – и назвать имение Клены (или Кленовое, Кленовая роща).
Переводить ли иностранные названия? И, что еще сложнее, переводить ли осмысленные, многозначительные имена?
Задача непростая, об этом немало спорили, и не раз ломались копья.

Дух.

В подлиннике книга начиналась так: 'Dusk of a summer night', то есть 'Сумерки летнего вечера'. Всего-то три слова, а выходит плохо, скучно и не очень по-русски. И вдруг осенило: Летний вечер, сумерки.
Просто? Но слова стали по местам, отпал канцелярский родительный падеж, появился какой-то внутренний ритм, настроение, образ.
Вас спрашивают, когда в последний раз шел снег, и вы отвечаете неопределенно: 'Да недели две назад'. Событие не слишком важное и не так уж точно запомнилось. Но если спросят о чем-то значительном, что врезалось в память, вы скажете иначе: 'Ровно две недели назад'. А если о событии горьком, об утрате или разлуке? Ответ будет тоже точен, но менее деловит, хотя бы: 'Уже две недели...' Неопределенное 'недели две' здесь невозможно: уж конечно, каждый в точности помнит, сколько времени прошло с того часа, как не стало рядом родного человека. (Вот написалась эта строчка - и едва не случилось то, чего всем нам надо бояться как огня: поставишь нечаянно 'не стало рядом близкого человека' - и выйдет дурной каламбур).
Три коротких слова: знаю я вас - совсем, совсем не то же самое, что я вас знаю.
Можно излагать гладко, скучно: 'К его удивлению, никто не был убит', а можно передать как бы внутренним восприятием самого героя: как ни странно, убить никого не убило. И если описаны наблюдения героя: 'Вокруг царила полная тишина, ни один звук не нарушал ее', лучше дать изнутри, его ощущением:'И так тихо вокруг... поразительно тихо!'
Вольность? Да, отчасти. Для старой классики этот прием едва ли годится. А в литературе более современной такая непосредственная интонация прозвучит куда живее и убедительней.
'И вдруг... тишину разорвал резкий звук выстрела - один, другой, третий. Затем ответное эхо, вдали - крик человека'. Все так, все правильно, но длинно, слишком спокойно, нет ощущения, что события внезапны, стремительны. А если так: 'Грянул выстрел, другой, третий... прокатилось эхо, кто-то вскрикнул...'
Можно: 'выпил чай одним глотком', а не лучше ли: залпом? И об охоте лучше не убил, а уложил зверя, и поднялась не стрельба, а пальба.
Скучно сказать о человеке хилом, слабосильном: он явно не в силах даже поднять такой мешок. Куда лучше: носильщик из него никакой (никудышный). Скучно об озорниках: 'Они хорошо себя вели' или 'вдруг стали послушные', живей - были тише воды, ниже травы.
Вяло: 'человек, который убежал', живее - беглец.
Женщина сильно исхудала; если перевести буквально, получится: 'Ты только посмотри на себя, ты вся прямо прозрачная и все кости наружу'. Но переводчик, владеющий словом, пишет: 'Смотри, как ты похудела, кожа да кости! '
И стертое намеренно заменит уже не столь частым нарочно или еще более редким с умыслом. И помощь у него не просто придет, а подоспеет.
В резковатом, очень современном тексте молодой герой у такого переводчика скажет не 'на это способны только чудаки', а чокнутые...
Беглецы боялись, что их обнаружат. Тревога оказалась ложной, и вместо бесцветного 'они не тебя искали' один говорит другому: они приходили не по твою душу.
Безлико, скучно было бы: герой так боялся появления полиции, так хотел скорее уехать отсюда, что не мог объяснить, что происходит. Информация точная, но разве это художественная литература? И как отрадно прочесть в детской книжке: 'Джейми так боялся, что вот-вот нагрянет полиция, так ему не терпелось унести ноги, что он даже не мог объяснить, откуда такой переполох'. Все это по-настоящему живо, естественно по-русски.

Кто мы и зачем мы?

Быть может, кого-то смутит, что добрая половина этой книги основана на материале перевода. Осмелюсь напомнить: не меньше половины всего, что мы читаем, перевод. Языком перевода говорят с нами Данте и Гёте, Шекспир и Стендаль.
А. Арго назвал свою книжку о переводе 'Десятая муза'. Но служители этой последней по счету музы в жизни
любой страны занимают далеко не последнее место. Тем более в XX веке, когда наука, искусство, культура каждой страны все неудержимей выплескиваются за ее пределы.
Что это такое - современный реалистический перевод? Лучшие мастера его на деле доказывают: можно полностью сохранить стиль и манеру подлинника - и притом книгу будут читать и воспринимать так, как будто она создана на языке перевода. Как будто Бернс и Гейне, Бернард Шоу и Хемингуэй, Сервантес и Мопассан писали по-русски.
Чтобы такого достичь, переводчику важно владеть в совершенстве своим языком, - пожалуй, важнее, чем языком, с которого он переводит. Ибо сказанное на чужом языке надо понять и почувствовать, а на своем - еще и выразить, творчески воплотить, что подчас несравнимо труднее.

SOS!

Все мы знаем: немалыми тиражами (а, скажем, в 'Роман-газете' миллионными) издавались подчас произведения, мягко говоря, сырые, не шибко грамотные. Почему же их принимали и печатали? Может быть, кому-то показалось, что автор - будущий гений и надо его поддержать. Или, может быть, автор - заслуженный, именитый, а вот на сей раз малость 'не дотянул'. Или столь важна тема, что в издательстве сквозь пальцы посмотрели на исполнение.
Так бывает, об этом пишут критики, но, увы, обычно уже тогда, когда потрачены труд, бумага, время и читатель получил книгу среднюю, серую, а то и просто брак. И все это весьма прискорбно.
Ну, а в переводе?
Иной раз книга зарубежного автора так интересна или так злободневна, что издательство спешит взять любой перевод. Сколько их печатается, переводов, сделанных на самом убогом, постыдном уровне! Не только в газете, не только небольшие рассказы, но и повести и романы в журналах, солидные сборники и толстые тома в издательствах выходят в серых, бесталанных, зачастую малограмотных переводах.
Я пыталась показать корни всевозможных словесных сорняков. Так вот, прошу поверить: почти все самые красочные образчики этого гербария в той его части, которая взята из литературы переводной, самые многочисленные и притом самые кромешные, чудовищные, устрашающие взлелеяны людьми в нашей профессии случайными.

Многоликость таланта.

Речь каждого персонажа звучит в своем ключе.
...дела-то плохи, плохи, хуже некуда... Ну вот тебе, милый, трубочка! Ты только не забудь - цена-то сейчас на рынке страх какая высокая... Ох, беда, беда, грудь у меня слабая, грудь у меня больная (О me, О me, my lungs is weak... is bad)... трубочку изготовить... А уж он noпомнит...
Так болтает старуха, торговка опиумом, содержательница притона для курильщиков, на первый взгляд воплощение старческой немощи и льстивой угодливости, а по сути фигура довольно загадочная, даже зловещая. По английской традиции просторечие выражается чаще всего ошибками грамматики и произношения (ye'll вместо you'll, dreffle вместо dreadfully). По-русски оно передано словами и оборотами: грудь слабая, а не легкие, страх какая и т. п. - и это самый верный и убедительный способ.
В других тонах выписан язвительный портрет краснобая Сапси: ...он напыщен и глуп; говорит плавно, с оттяжечкой; ходит важно, с развальцем (having a roll in his speech, and another roll in his gait - как изобретательно выражено в обоих случаях это roll, буквально - колыхание, раскачивание!); у него круглое брюшко, отчего по жилету разбегаются поперечные морщинки (уж конечно, не горизонтальные, как сделал бы формалист!) ...непоколебимо уверен, что с тех пор, как он был ребенком, только он один вырос и стал взрослым, а все прочие и доныне несовершеннолетние; так чем же может быть эта набитая трухой голова, как не украшением... местного общества? (dunderhead – слово редкое, тут слабовато было бы привычное дубина, болван).
Чуть дальше - пейзаж.
...дикий виноград, оплетающий стену собора и уже наполовину оголенный, роняет темно-красные листья на потрескавшиеся каменные плиты дорожек (creeper on the wall has showered half its... leaves, буквально виноград на стене уже уронил половину листьев)... под порывами ветра зябкая дрожь пробегает порой по лужицам в выбоинах камней и по громадным вязам, заставляя их внезапно проливать холодные слезы...
А начинается роман совсем другим зрелищем, видениями человека, который одурманен опиумом, - и до чего же там все по-другому, не плавно, но обрывочно, лихорадочно, иной ритм, иные краски поражают в переводе и слух, и взгляд:
Башня старинного английского собора? Откуда тут взялась башня английского собора (дословно: как она может здесь быть)... И еще какой-то ржавый железный шпиль - прямо перед башней... Но его же на самом деле нет! Нету такого шпиля перед собором, с какой стороны к нему ни подойди... А дальше белые слоны – их столько, что не счесть - в блистающих яркими красками попонах, и несметные толпы слуг и провожатых (буквально: бесконечное число попон разной расцветки, провожатых...)... Однако башня английского собора по-прежнему маячит где-то на заднем плане - где она никак быть не может...
Еще картинка:
...даже и теперь курьерские поезда не удостаивают наш бедный городок остановки, а с яростными гудками проносятся мимо и только отрясают на него прах со своих колес в знак пренебрежения...
И еще:
Снаружи, на вольном воздухе (in the free outer air), река, зеленые пастбища и бурые пашни, ближние лощины и убегающие вдаль холмы - все было залито алым пламенем заката (were reddened by the sunset); оконца ветряных мельниц и фермерских домиков горели как бляхи из кованого золота. А в соборе все было серым, мрачным, погребальным; и слабый надтреснутый голос все что-то бормотал, бормотал, дрожащий, прерывистый, как голос умирающего. Внезапно вступили (burst forth - ворвались, даже взорвались, такая внезапность по-русски для церковной музыки, да еще сравнимой с морем, выпала бы из образа) орган и хор, и голос утонул в море музыки. Потом море отхлынуло, и умирающий голос еще раз возвысился в слабой попытке что-то договорить - но море нахлынуло снова, смяло его и прикончило ударами волн (rose high, and beat its life out), и заклокотало под сводами, и грянуло о крышу, и взметнулось в самую высь соборной башни. А затем море вдруг высохло и настала тишина.
Этот перевод – словно оркестр, поразительно разнообразие, гибкость, богатство голосов, инструментов.

0

Страница: 1

Вы здесь » Книжные страсти » Все для автора » Слово живое или мёртвое.