В 47-48-й рунах Вяйнемёйнен выполняет функции Прометея (тоже «культурного героя»), возвращая людям утраченный огонь. Придя к месту падения с неба новой искры, Вяйно видит устье Невы, разлившееся «широким морем». Т.е. на Неве было наводнение – картина ещё памятная коренным питерцам. Но Петербурга тогда, конечно, не было, а на его месте стоял дом Тури Палвойнена («изба убогого чухонца»).

Из дальнейшего рассказа Ильматар следует, что искра попала в избу сквозь дыру для дыма и наделала бед, а потом пожгла окрестные болота и скатилась в озеро Алуэ, где её, в конце концов, проглотила огромная щука.
Гидроним Алуэ напрасно соотносят с Алогой (ныне оз. Хепоярви близ Токсово), потому что повествование здесь не географическое, а символическое. Ведь и само устье Невы помянуто только потому, что оно символически соответствует имени Вяйно, которое означает «широкое устье», «дельту». Следовательно и озеро Алуэ (от корня «алый», «кровяной») соотносится, скорее с внутренним миром, чем со внешним. Рыбы в нём – чувственные образы языческого сознания, которые поочерёдно поглощают друг друга, но не в силах вместить в себя искру Божию. «Малый муж, герой невзрачный» (т.е. интенциональный оператор) загоняет их всех (во главе со щукой – царицей «нижнего» мира) в невод Вянемёйнина.
Этот невод символизирует собой сеть семантических интерпретаций тех образов, которые порождаются языческим сознанием. Но Вяйно нужна только та рыба, в которой сокрыта божественная искра предвечного логоса. Последующая разделка щуки символизирует очищение логоса от материи (ср. с методикой прп. Максима Исповедника).
Подчёркивается, что для языческого мира этот огонь зол и страшен. Но мудрому старцу удаётся молитвенно «уговорить» его и принести в тёмные жилища людей, чтобы оживотворить их очаги началом божественной любви. 

И уже после этого (в 50-й руне) у одного из таких очагов вырастет Дева Марьятта.