"Музыка устремлялась вниз по лестницам, словно сверкающий ручей. Она застаивалась в коридорах и водопадом лилась из широких входных дверей. Ее брызги со всех сторон падали на маленькую одинокую фигурку, выделявшуюся на нижней ступеньке лестницы смутным темным пятном, — жалкий черный комочек. Это был старик, который с таким трудом оторвался от безжалостного окошечка. Потерянный и сломленный, с печальными глазками, не знающими покоя, он сидел в уголке, втянув плечи и прижав колени к груди. Казалось, что он не в силах больше подняться. А вокруг — пестрыми каскадами лилась веселая музыка, не знающая сострадания, полная силы и энергии, как сама жизнь."

"И это все из-за того, что его и скучающего чиновника за письменным столом разделяла бумага, называемая паспортом. У них одна и та же температура тела, их глаза имели одно и то же строение, их нервы одинаково реагировали на одно и то же раздражение, их мысли текли по одним и тем же руслам, и все-таки их разделяла пропасть-ничего не было у них одинакового: удовольствие одного было мучением другого, один обладал всем-другой ничем; и пропастью, которая разделяла их, являлась эта бумага, на которой ничего не было, кроме имени и ничего не значащих данных"

"Рядом, в двух шагах от тебя, кто-то гибнет, и мир рушится для него среди крика и мук... А ты ничего не ощущаешь. Вот ведь в чём ужас жизни... Вот почему мир так медленно движется вперед. И так быстро назад."

"Жестокий век. Мир завоевывается пушками и бомбардировщиками, человечность — концлагерями и погромами. Мы живем в такие времена, когда все перевернулось, Керн. Агрессоры считаются сейчас защитниками мира, а те, кого травят и гонят,-врагами мира. И есть целые народы, которые верят этому!"

"Наши предки в древние века испытывали страх от грома и молнии, боялись тигров и землетрясений; средневековые отцы – вооруженных воинов, эпидемии и господа Бога, а мы испытываем дрожь от печатной бумаги – будь то деньги или паспорт"

"Отчего их не убивают сразу, когда они ещё дети? это же много проще!
Истреблять детей — это убийство. Губить взрослых — это дело национальной чести"
( Эрих Мария Ремарк "Возлюби ближнего своего" )

Начну я с данного великолепного писателя. После его книг остается огромная тяжесть. Невозможно читать несколько его книг подряд - они выматывают. Несложный язык, но такие сложные человеческие взаимоотношения.
Книга про эмигрантов...про тех, от кого отказался весь мир и неважно по каким причинам...будь то национальность, ложный донос, родство с политическим заключенным...живые люди умерли для своей Родины...для чужих стран...и главным пропуском в жизнь является паспорт или двухнедельный вид на жительство...Паспорта передаются "по наследству", фальшивые фотография, имена, ночные набеги полиции и тюрьма уже не пугает...

На какое-то время я закончу с Ремарком, хоть и обделила вниманием многие обворожительные романы, но чуть позже обязательно к нему вернусь...
Не так давно мною было прочитано странное произведение - "Невыносимая легкость бытия". Роман оставил смутные ощущения. Красиво написано, временами очень точно описаны те или иные чувства. Общечеловеческие "тараканы в мозгу" также тонко подмечены. Книга о любви с бесконечными изменами, о болезненной любви длинною в жизнь. Я не могу поверить, что такие отношения возможны в реальности. Они и прекрасны, и отвратительны одновременно. Главная героиня как будто мазохистка, ей нравится съедать себя и долго переваривать каждый кусочек. А может она никогда и не любила? Возможно объяснение кроется в том, что она боялась вернуться к матери, а вся ее боль - это только уязвленное чувство собственного достоинства?

"Нам всем нужно, чтобы на нас кто-то смотрел. Нас можно было бы разделить на четыре категории согласно тому, под какого рода взглядом мы хотим жить.
Первая категория мечтает о взгляде бесконечного множества анонимных глаз, иными словами - о взгляде публики. Это случай немецкого певца, американской актрисы, а также редактора с большой бородой. Он привык к своим читателям и когда однажды русские закрыли его еженедельник, у него возникло ощущение,будто он очутился в стократно разреженном воздухе. Никто не мог заменить ему взгляд незнакомых глаз. Ему казалось он задохнется. Но в один прекрасный день он понял, что на каждом шагу его преследует полиция, что прослушивают его телефонные разговоры и даже тайно фотографируют на улице. Анонимные глаза вдруг стали сопровождать его повсюду, и он снова мог дышать! Он театрально обращал свои речи к микрофонам в стене. В полиции он обрел утраченную публику.
Вторую категорию составляют те, кому жизненно необходимы взгляды многих знакомых глаз. Это неутомимые устроители коктейлей и ужинов. Они счастливее людей первой категории, ибо те, когда теряют публику, испытывают ощущение, будто в зале их жизни погасли лампы. Почти с каждым из них такое случается раньше или позже. Люди второй категории, напротив, уж каким-никаким нужным взглядом сумеют разжиться всегда. К ним относятся Мария-Клод и её дочь.
Затем существует третья категория: это те. кому нужно быть на глазах любимого человека. Их положение столь же небезопасно, как и положение людей первой категории. Однажды глаза любимого человека закроются, и в зале наступит тьма. К таким людям относятся Тереза и Томаш.
И есть еще четвертая, редчайшая, категория; эти живут под воображаемым взглядом отсутствующих людей. Это мечтатели. Например, Франц. Он ехал к камбоджийским границам исключительно ради Сабины. автобус трясется по таиландской дороге, а он чувствует, как в него впивается её долгий взгляд"

(Кундера "Невыносимая легкость бытия")

"Паршивый лицемер — а ведь порой бывает такой милый! Теперь она поняла, что пришел он вовсе не для того, чтобы поддразнивать ее, а чтобы увериться, что она добыла деньги, которые были ей так отчаянно нужны. Теперь она поняла, что он примчался к ней, как только его освободили, не подавая и виду, что летел на всех парусах, — примчался, чтобы одолжить ей деньги, если она в них еще нуждается. И однако же, он изводил ее, и оскорблял ее, и в жизни бы не сознался, скажи она напрямик, что разгадала его побуждения. Нет, никак его не поймешь. Неужели она действительно дорога ему — дороже, чем он готов признать? Или, может, у него что-то другое на уме? Скорее, последнее, решила она. Но кто знает. Он порой так странно себя ведет"
***

"- Я знал, что большинство женщин лживы и лицемерны, но эта…
- Ретт, это бесполезно…
- Ты о чем?
- Ты отравлен ею. Не знаю, что она сделала с тобой, но ты любишь ее"
***

"И в этот самый миг в ней вспыхнуло желание. Она захотела, чтобы он принадлежал ей, захотела не рассуждая, так же естественно и просто, как хотела иметь еду, чтобы утолять голод, лошадь, чтобы скакать верхом, мягкую постель, чтобы на ней покоиться"
***

"-Я чувствую, как юношеские идеалы оживают во мне при мысли, что такая любовь может существовать в нашем грешном мире, - продолжал он. - Значит, в любви Эшли к вам нет ничего плотского? И эта любовь была бы такой же, если бы вы были уродиной и не обладали вашей белоснежной кожей? И у вас не было бы этих зелёных глаз, которые вызывают в мужчине желание заключить вас в объятия, - авось не станете сопротивляться. И если бы вы так не покачивали бедрами, соблазняя без разбору всех мужчин моложе девяноста лет? И если бы эти губки.. но тут лучше мне попридержать свою животную похоть. Так Эшли всего этого не видит? А если видит, то это ничуть не волнует его?"
***

"-О нет! Я не могу! Вы не должны меня приглашать. Моя репутация погибнет.
-От неё и так уже остались одни лохмотья..."
***

"Эшли думал, что действительно никогда еще не встречал человека более отважного, чем Скарлетт О'Хара, решившая завоевать мир с помощью платья из бархатных портьер своей матери и перьев, выдранных из петушиного хвоста"
***

"-Ступайте прочь! Прочь от меня! Уходите, слышите? Я не желаю вас больше видеть. Никогда. Я буду счастлива, если вас разорвет снарядом! На тысячи кусков! Я...
-Не утруждайте себя подробностями. Основная мысль ваша мне ясна"
***

"-Целовать меня я вам тоже не позволю.
-Зачем же вы тогда так смешно выпячиваете губки?"
***

"От слёз может быть толк, когда рядом мужчина, от которого нужно чего-то добиться"
***

"Однажды она спросила кокетства ради, почему он женился на ней, и пришла в ярость, услышав ответ да ещё увидев в его глазах веселые искорки: «Я женился на тебе, чтобы держать вместо кошки, дорогая»
***

"-Я люблю вас.
-Это ваша беда"
***

"-Вы думаете, я не знаю, что, лежа в моих объятиях, вы представляли себе, будто я - Эшли Уилкс? Приятная это штука. Немного, правда, похоже на игру в призраки. Все равно как если бы в кровати вдруг оказалось трое вместо двоих. О да, вы были верны мне, потому что Эшли вас не брал. Но, черт подери, я бы не стал на него злиться, овладей он вашим телом. Я знаю, сколь мало значит тело - особенно тело женщины. Но я злюсь на него за то, что он овладел вашим сердцем и вашей бесценной, жестокой, бессовестной, упрямой душой. А ему, этому идиоту, не нужна ваша душа, мне же не нужно ваше тело. Я могу купить любую женщину задешево. А вот вашей душой и вашим сердцем я хочу владеть, но они никогда не будут моими, так же как и душа Эшли никогда не будет вашей. Вот потому-то мне и жаль вас"
***

"Случалось, Фрэнк, тяжело вздыхая, думал, что вот поймал он тропическую птицу, которая вся - огонь и сверкание красок, тогда как его, наверное, вполне устроила бы обыкновенная курица"
***

"Право же, Скарлетт, я не могу провести всю жизнь, гоняясь за Вами в ожидании, когда удастся втиснуться между двух мужей"
***

"-Не прижимайте меня к себе так крепко, капитан Батлер. Все на нас смотрят.
-А если бы никто не смотрел, тогда бы вы не стали возражать?"

(Маргарет Митчелл "Унесенные ветром"

Не могу обделить вниманием мое любимое произведение, мою любимая героиню и я не считаю основной темой произведения любовь - для меня это борьба. Борьба за все на свете, ведь Скарлетт и желала получить все на свете.

Coluchka
ага, есть еще продолжение (не помню как называется), но уже не то что "не то", а скорее уже бульварный роман в яркой обложке...

"Сделай я разрез чуть-чуть иначе, и мне не пришлось бы выслушивать твою дурацкую болтовню. Черви и без документов перешли бы твои границы...Или ты стал бы горсткой пепла в аляповатой урне"
***

"-Жоан, любовь - не зеркальный пруд, в который вечно можно глядеться. У нее есть приливы и отливы. И обломки кораблей, потерпевших крушение, и затонувшие города, и осьминоги, и бури, и ящики с золотом, и жемчужины...Но жемчужины - те лежат совсем глубоко"
***

"-Нет,- быстро сказал он.- Только не это. Остаться друзьями? Развести маленький огородик на оставшейся лаве угасших чувств? Нет, это не для нас с тобой. Так бывает только после маленьких интрижке, да и то получается довольно фальшиво. Любовь не пятнают дружбой. Конец есть конец"
***

"...Всегда найдется ширма, за которую можно спрятаться; у каждого начальника есть свой начальник; предписания, указания, распоряжения, приказы и, наконец, многоголовая гидра Мораль - Необходимость - Суровая действительность - Ответственность, или как ее там еще называют... Всегда найдется ширма, за которую можно спрятаться, чтобы обойти самые простые законы человечности..."
***

"-Я была невероятно несчастна.
-И долго?
-С неделю.
-Не так уж долго.
-Это целая вечность, если ты по-настоящему несчастен"
***

(Эрих Мария Ремарк "Триумфальная арка")

И вновь произведение Ремарка...Произведение о враче, который был вынужден нелегально жить во Франции и нелегально заниматься врачебной деятельностью.
Мне роман показался слишком пафосно написанным...очень большие перегибы в описании и анализе такого чувства, как любовь. По мне, так все гораздо проще...Жоан элементарная шл*ха, ибо искать оправдание попыткам быть сразу с двумя глупо...даже не шл*ха, а проститутка, "один для чувства, второй для шика".
Слишком уж односторонними получились герои у Ремарка именно в данном произведение, а может быть я уже выросла из сентиментальности на каждой странице...

***
Что из того, что ты уже любила,
Кому-то, вспыхнув, отворяла дверь.
Все это до меня когда-то было,
Когда-то было в прошлом, не теперь.

Мы словно жизнью зажили второю,
Вторым дыханьем, песнею второй.
Ты счастлива, тебе светло со мною,
Как мне тепло и радостно с тобой.

Но почему же все-таки бывает,
Что незаметно, изредка, тайком
Вдруг словно тень на сердце набегает
И остро-остро колет холодком...

О нет, я превосходно понимаю,
Что ты со мною встретилась, любя.
И все-таки я где-то ощущаю,
Что, может быть, порою открываю
То, что уже открыто для тебя.

То вдруг умело галстук мне завяжешь,
Уверенной ли шуткой рассмешишь.
Намеком ли без слов о чем-то скажешь
Иль кулинарным чудом удивишь.

Да, это мне и дорого и мило,
И все-таки покажется порой,
Что все это уже, наверно, было,
Почти вот так же, только не со мной,

А как душа порой кричать готова,
Когда в минуту ласки, как во сне,
Ты вдруг шепнешь мне трепетное слово,
Которое лишь мне, быть может, ново,
Но прежде было сказано не мне.

Вот так же точно, может быть, порою
Нет-нет и твой вдруг потемнеет взгляд,
Хоть ясно, что и я перед тобою
Ни в чем былом отнюдь не виноват.

Когда любовь врывается вторая
В наш мир, горя, кружа и торопя,
Мы в ней не только радость открываем,
Мы все-таки в ней что-то повторяем,
Порой скрывая это от себя.

И даже говорим себе нередко,
Что первая была не так сильна,
И зелена, как тоненькая ветка,
И чуть наивна, и чуть-чуть смешна.

И целый век себе не признаемся,
Что, повстречавшись с новою, другой,
Какой-то частью все же остаемся
С ней, самой первой, чистой и смешной!

Двух равных песен в мире не бывает,
И сколько б звезд ни поманило вновь,
Но лишь одна волшебством обладает.
И, как ни хороша порой вторая,
Все ж берегите первую любовь!
***

Эдуард Асадов

"Есть где-то картина, на которой изображен человек, сидящий на скале, а рядом с ним, омываемая тихой зеленой волной, положив руку на обнаженную грудь, лежит морская нимфа. Легкая улыбка блуждает на ее губах - улыбка, которая говорит о полной покорности и о затаенном счастье"
***

"Отец сказал однажды, что не верит утверждению, будто сознание переживет смерть тела; если даже оно и переживет, то лишь до той поры, пока не настанет естественный предел жизни тела, пока не истечет естественный срок присущей ему жизнеспособности; так что если тело будет убито несчастным случаем, излишествами, острым заболеванием, тогда сознание может существовать дальше, до того времени, когда по естественному ходу вещей, без вмешательства со стороны, оно само изжило бы себя."
***

"— Я хочу сказать, что только действительность заставляет человека чувствовать. А если сделать вид, что ничего не существует, - значит и чувствовать не надо. Очень неплохо выходит - правда, только до известного предела"
***

"С тех пор как в роще Робин Хилла Флер таким странным голосом сказала "Джон! ", он испытал разнообразные ощущения. В нем было и желание схватить ее — такую, какой она стояла, покачиваясь, на упавшем дереве, положив руки ему на плечи, — и унести с собой прямо в прошлое. В нем было и отвращение перед этим желанием. В нем было и чувство, что можно отойти в сторону и сложить песенку про них обоих, и еще что-то, что говорило: «Выбрось всю эту дурь из головы и принимайся за дело!» Признаться, он запутался. Выходит, что прошлое не умирает, как он думал, а продолжает жить, наряду с настоящим, а порой, может быть, превращается в будущее. Можно ли жить ради того, чего нет? В душе его царило смятение, лихорадочные сквознячки пронизывали его. Все это тяжело лежало у него на совести, ибо если что было у Джона, так это совесть"
***

"К тому же правительство, как и он сам, по-видимому, поняло, что всякий азарт — самое мощное противоядие от резолюции; пока человек может заключать пари, у него остается шанс приобрести что-то задаром, а стремление к этому и есть та движущая сила, которая скрывается за всякой попыткой перевернуть мир вверх ногами"
***

" Она только что приняла вечернюю ванну и стояла у окна своей спальни. Думала. О чем? О луне над сквером?
— Бедная узница, — сказал он, обнимая ее.
— Как странно шумит город по вечерам, Майкл. И, как подумаешь, — этот шум производят семь миллионов отдельных людей; и у каждого своя дорога.
— А между тем все мы идем в одну сторону.
— Никуда мы не идем, — сказала Флер. — Просто быстро двигаемся.
— Какое-то направление все же есть, девочка.
— Да, конечно, — перемена.
— К лучшему или к худшему; но и это уже направление.
— Может быть, мы все идем к пропасти, а патом — ух!
— Как гадаринские свиньи?
— Ну, а если и так?
— Я согласен, — сказал удрученный Майкл, — все мы висим на волоске; но ведь есть еще здравый смысл.
— Здравый смысл — когда есть страсть? Майкл разжал руки"
***

(Джон Голсуорси "Сага о Форсайтах")

Очень масштабное произведение, поэтому читала я его довольно длительное время, да и шло оно у меня не то чтобы гладко.
Данная серия описывает жизнь одной семьи собственников, а также саму Англию на протяжении нескольких сменяющих друг друга поколений поколений. Показывает причудливые кружева, сплетенные шалуньей - судьбой, семейные тайны и тайны отдельных ее членов, общую и частную боль, зависимость морали общества от событий, происходящих в стране.

Старые Форсайты
Энн, старшая в семье;
Старый Джолион, глава семьи, сколотил свое состояние на продажах чая;
Джемс, адвокат, женат на Эмили, самой спокойной из женщин;
Суизин, брат-близнец Джемса с аристократическими замашками;
Джулия, вдова;
Эстер, старая дева;
Николас, богатейший в семье;
Роджер, «настоящий Форсайт»;
Сьюзан, замужняя сестра;
Тимоти, самый осторожный человек Британии.

Молодые Форсайты
Молодой Джолион, сын Старого Джолиона, художник и вольнодумец, трижды женат;
Сомс, сын Джемса и Эмили, юрист и жесткий собственник;
Уинифред, сестра Сомса, одна из трех дочерей Джемса и Эмили, замужем за светским пьяницей Монтегью Дарти;
Джордж, сын Роджера, закоренелый шутник, самый высокий и толстый из молодых Форсайтов, мизантроп;
Фрэнсис, сестра Джорджа и дочь Роджера, атеистка, единственная музыкантша в семье.

Их дети
Джун, дерзкая дочь Молодого Джолиона от первого брака, была помолвлена с Филипом Босини;
Джолли, сын Молодого Джолиона от второго брака, погиб на англо-бурской войне;
Холли, дочь Молодого Джолиона от второго брака;
Джон, сын Молодого Джолиона от третьего брака с Ирен;
Флер, дочь Сомса от второго брака с француженкой Аннет;
Вэл, сын Уинифред и Монтегью, воевал в англо-бурской войне, женат на своей кузине Холли;
Имоджин, дочь Уинифред и Монтегью;
Кит, сын Флер и Майкла.

Очень талантливый американский писатель начала XX века! Первое произведение, вышедшее из под его пера, которое попало мне в лапки - "Американская трагедия". Прочитала его взахлеб и долго сопереживала главному герою - Клайду Грифитсу, который не мог найти себя в жизни. Он отчаянно желал подняться как можно выше по социальной лестнице, искренне и стремительно увлекался противоположным полом, но также стремительно остывал. Его жизнь складывается из череды случайностей. Подростковая глупость и беспечность оставляет за Клайдом липкий след улитки.
***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***

***
Сюжет из старой доброй Википедии (спойлеры):
Клайд Грифитс — сын уличных проповедников, которые строго воспитывают четверых детей в религиозной вере. Когда ему было около 15 лет, его старшая сестра Эста сбежала из дома с заезжим актёром (который её впоследствии бросил), от которого родила ребёнка. Клайд устраивается на работу рассыльным в отель, где он видит совершенно другой мир — мир денег и роскоши. Новые друзья приобщают его к алкоголю и посещению проституток. Клайд постепенно всё больше влюбляется в кокетку Гортензию Бригс (хотя при первой встрече: «Клайд сразу увидел, что она довольно вульгарна и грубовата и совсем не похожа на девушку, о какой он мечтал.») и безуспешно пытается добиться её, тратя почти весь свой заработок.

Один раз Клайд отправился с друзьями в загородную поездку на выходные в машине, взятой без ведома богатого владельца. Они возвращались с прогулки вечером и очень спешили на работу («Час был уже поздний, Хегленд, Ретерер и Хигби подгоняли Спарсера…»), понукая Спарсера ехать быстрее, но неожиданно сбивают девочку, бегущую к перекрёстку. При попытке уйти от погони они врезаются в кучу кирпичей в одном из переулков. Почти всем удалось убежать, в том числе и Клайду, но от страха они вынуждены скрываться от полиции. Клайд в тот же день уезжает на товарном поезде из города. На этом кончается первая часть романа.

Через год в Чикаго Клайд встречается с дядей — владельцем фабрики, который давно не поддерживает связь с семьёй Клайда. Сэмюэл Грифитс предлагает племяннику небольшую должность на фабрике. Клайд переезжает в город Ликург в штате Нью-Йорк, где живёт дядя. Работая на фабрике, Клайд становится руководителем цеха, в котором работают молодые девушки. Там же он знакомится с Робертой Олден — работницей предприятия. Между ними завязывается любовная связь. Семья дяди Клайда относится к нему высокомерно, лишь изредка приглашая на обед.

Случай сводит Клайда с 17-летней Сондрой Финчли — дочерью другого местного фабриканта, занимающего видное положение в обществе. Сначала Сондра вводит его в круг местной «золотой молодёжи», желая досадить родственникам Клайда, в первую очередь его кузену Гилберту (который холоден к ней). Её увлечение перерастает в любовь, и Сондра подумывает о свадьбе, невзирая на разницу в социальном статусе.

Неожиданно Роберта Олден сообщает о своей беременности, Клайд пытается уговорить её сделать подпольный аборт. Однако врач, к которому она обращается, отказывает. Роберта добивается у нерешительного Клайда обещания жениться на ней. Между тем Клайд хорошо принят в высшем обществе Ликурга, и Сондра укрепляется в решении связать себя узами брака. Она рассчитывает, что её отец предоставит Клайду место на предприятии. Таким образом, её будущий муж станет полноправным членом высшего общества.

На глаза Клайда попадает заметка в газете, в которой говорится о трагической гибели молодого мужчины и девушки, катавшихся на лодке. Клайду сразу приходит в голову замысел, который мог бы избавить его от надвигающихся неприятностей, связанных с беременностью Роберты, но он отгоняет от себя страшную идею. Он все больше думает о заметке и в состоянии безысходности решает убить Роберту. Он приглашает её покататься на лодке, но в самый последний момент не находит в себе сил свершить задуманное, впадая в ступор. Роберта хочет дотронуться до Клайда, тот рефлекторно отталкивает её и нечаянно ударяет фотоаппаратом. Лодка переворачивается, ударяя девушку по голове. Клайд слышит крики Роберты о помощи, но решает не помогать ей, внутренний голос убеждает его в случайности произошедшего.

Третья часть книги посвящена описанию следствия, судебного процесса и последующих событий.
После смерти Роберты полиция уже через день выходит на след Клайда и обвиняет его в спланированном умышленном убийстве. Громкое дело в захолустном округе на руку местным властям, желающим переизбраться на грядущих выборах. Прокурор Мейсон питает личную неприязнь к Клайду, так как считает того богатым прожигателем жизни. В конце концов, несмотря на защиту адвокатов (в ходе которой Клайд сам поверил в случайность гибели девушки), суд присяжных приговаривает его к высшей мере. Автором отмечается предубеждение всех обвинителей и жителей округа против Клайда, которые заранее убеждены в его виновности.

Оставшуюся часть своей жизни Клайд проводит в тюрьме, наблюдая, как другие заключенные проходят свой последний путь по коридору «дома смерти». Он не может поверить, что ему предстоит тот же путь. В итоге он исповедуется, частично признаёт свою вину. Его казнят на электрическом стуле.