Клоун.

         Затихли звуки скрипки, оркестр грянул цирковой марш. Клоун уходил с арены под облегченный вздох зрителей. Согнувшись почти пополам, он медленно брел за кулисы, прижимая к груди скрипку в старом потертом футляре, как самое большое сокровище. А она и была его самым большим сокровищем, воспоминанием о прошлом. О  счастливом времени, когда его слушали, когда его музыка была нужна людям.
         Только судьба повернулась к нему спиной, театры закрывались, становилось негде играть, но отступать было рано, его по-прежнему помнили и любили. Люди каждый вечер приходили на площадь, чтобы послушать Человека со Скрипкой. Именно так называли Клоуна в городе. Он играл неистово и самозабвенно, музыка  лилась, словно из души, чистыми звуками, каждый день новой мелодией. Абсолютная тишина накрывала толпу, все обращались в слух, боясь пропустить хотя бы одну ноту. А потом, доиграв, безымянный парень вскидывал голову, отбрасывая с лица довольно длинные темно – коричневые волосы, опускал скрипку и смотрел на звезды своими ясными серыми, словно отражающими свет, глазами и что-то шептал. Народ бросал ему деньги, но они так и оставались на площади. Он просто не обращал внимания на такие земные мелочи, ведь там, наверху были его самые верные слушатели, для которых он писал. Звезды, они никогда не предавали и всегда улыбались ему оттуда. Неимоверно далекие и в то же время такие близкие, Клоуну иногда даже казалось, что если он поднимет руку, они посыплются в его ладони звонкими монетами счастья. Он благодарил их за это, а еще за их свет, за покой и радость которые он разливал в сердце. Тогда все проблемы словно отступали, становились такими крохотными, будто вделись сверху с высоты, откуда глядели на него звезды.
          А жизнь все неслась вдаль, резиновым мячиком, беззаботного детства. Все меньше собиралось на площади народа, все тяжелее становился камень на душе Клоуна. Ведь он, как никто видел людей, какими они были: открытыми и беспечными, и какими стали – холодными и бездушными. Но он продолжал играть, сначала для тех, кто еще слушал его, потом только для звезд. И в один из вечеров Клоун заметил пожилого человека, пришедшего послушать скрипку. Человек был новым в этом городе, Клоун легко определил по завороженному взгляду, что тот никогда раньше не бывал вечером на этой площади и никогда не слушал.… Но какое дело было музыканту до одинокого старика. Он развернулся и побрел к выходу с площади. Там-то и нагнал Клоуна этот человек, представившись директором цирка, и абсолютно очарованный, он предложил скрипачу вступить в труппу. Подумав немного, Клоун согласился, как ни тяжело было покидать родной город, бросать все, в надежде на встречу с людьми, которые смогли бы понять всю глубину его музыки.
          И вот цирк, идеально круглый манеж, благодарные зрители, шорох опилок – все это завлекло и полюбилось Клоуну. Когда он выходил зал смолкал, как когда-то толпа на площади. Сотни городов, сотни  зрителей, дни и годы, мелькающие в бесконечно вальсе со временем. Он был способен на время остановить это бешеное кружение. Новые мелодии, друзья и звезды, озорно заглядывающие в шатер, через круглую дыру под куполом. Впервые, за свою жизнь он был счастлив.
          Но и это ушло, многие актеры уходили из цирка, их места занимали другие. Неразговорчивого скрипача сторонились, залу становилась в тягость его музыка…
          …Клоун уходил с арены под облегченный вздох зрителей. Согнувшись почти пополам, он уходил из цирка, возвращался в свой город, к своим звездам, своей площади, своему одиночеству. И как когда-то очень давно, в молодости он встал в центре года, поднял скрипку и заиграл. Это была странная картина: человек, в выцветшем костюме циркача, с навечно въевшимся в лицо гримом, нарисованной улыбкой, седыми волосами и серыми глазами, распахнутыми в небо, на котором по-прежнему горели звезды. И больше ничего не было. И снова, как раньше, доиграв свою песню, он медленно побрел по улицам, таким знакомым и в то же время чужим. Словно очень многое изменилось за годы его отсутствия. Медленно, медленно, мимо домов с окнами, похожими на черные дыры. Направо, налево, прямо, снова направо. Перед Клоуном раскинулась пологая набережная, уши захлестнул размеренный шум воды. Город за спиной и огромный небосклон впереди. А звезды смеялись и бросали вниз прозрачные, чуть серебристые нити. Они сплетались, соединялись в едино, и вот к ногам Клоуна упала серебряная дорога. И откуда-то сверху его будто позвали, и он вновь достав из футляра скрипку, заиграл и шагнул на светлый путь туда, где навечно соединились две его главные любви: звезды и музыка.
          Клоун ушел и только старый футляр остался лежать на набережной. Но может быть найдутся еще люди, которые, взглянув на небо, смогут увидеть улыбку звезд, услышать и понять музыку, льющуюся с верху. И тогда может быть их жизнь станет чуточку лучше, немного светлее и капельку прекрасней…